– Я бы себе никогда не простил, – сказал он.

Лейтенант стоял в ногах дивана, сжимая в сильных руках шапку, которой он разбил окно, чтобы не порезать пальцы.

– Конечно, лучше было открыть, – крикнул из кухни комендант, который возился там со стеклом. В комнате было холодно, но, к счастью, на улице снова началась оттепель. Лидочка была накрыта всеми одеялами, что нашлись в доме, и ей было хорошо, потому что главное – это когда много воздуха, когда нет окон, дверей – ничего. Только воздух.

– Мы поставим электрическую плиту, – сообщила она лейтенанту.

– Разумно, – согласился тот.

– Как Сонечка? – спросила Лидочка.

– Какая она к черту Сонечка! Сонька – золотая ручка, – мрачно сказал лейтенант.

– Я знаю, что она подложила Алене таблетку цианистого калия.

– Да, Петренко достал ей яд в облатке, которая была точно такой же, как у снотворного. А какая подлость – сначала уговорить подругу совершить видимость самоубийства и даже вместе с ней подсчитать, сколько нужно таблеток, а потом спокойно подложить ей смертельную таблетку и уехать к ее родной матери – к матери, понимаешь, – чтобы добыть себе алиби! Ну ведь сволочь!

– Сволочь, – откликнулся из кухни комендант.

– А вы помолчите, гражданин Каликин. Мне вами тоже хочется заняться.

– Это еще почему?

– А за наводку.

– Такое оскорбление смывается кровью, – Каликин появился в дверях. Он вытирал пальцы от замазки. – И его еще надо доказать.

– Мы докажем, – сказал лейтенант.

– Это конечно, вы что хотите – докажете, – согласился комендант и вернулся на кухню, откуда он продолжал подслушивать разговор.

– И все из-за денег, – произнес Шустов.

– Андрей Львович, – попросила Лидочка, – я так и не поняла, зачем Петренко давал Алене деньги на хранение, а потом ее же и убил.

– Да врали они вам! Лапшу на уши, извините, вешали.

– Это были другие деньги?