Хотя по правде говоря, ему принадлежало не только пятиэтажное здание являющиеся обителью всех химиков, по всему кампусу были расположены постройки которые использовались химическим факультетом: лабораторные корпуса А и Б, здание химической энзимологии и другие.

В лабораторию «Химии природных соединений» солнце светило всеми своими прямыми лучами. Множество зеленых растений с большими листьями, густо расставленных по кабинету, ловили солнечный свет и подпитывались им, выделяя кислород в окружающую среду.

В левой части кабинета вдоль окон шли два ряда лабораторных столов металлического цвета с оборудованием, расставленным по полочкам сверху. Также на этих полочках стояли зеленые жильцы, которым не нашлось место.

В правой части лаборатории стоял длинный стол, как в конференц-залах. Еще месяц назад за этим столом было не протолкнуться, а сейчас пусто. Почти пусто. Несколько человек все же до сих пор сидят за ним, но все равно уже не учатся. На том месте, где обычно лежали книги и тетради, сейчас стоял свежий торт, конфетница с «Южной ночью», тарелка с печеньем, сахарница, да и вообще всякие вкусности.

— Профессор, а что было в этих плоскодонках?

— Ничего, что могло бы убить вас, Стасов.

Филипп улыбнулся и по привычке взболтал чай находящийся в колбе. Такая уж была у профессора традиция. Каждый год по окончанию практик и летних сессий он собирался с лучшими студентами, чтобы попить чаю и поговорить о наступающем лете. И чай, как завелось, пили из колб, имеющихся в лаборатории. Благо лаборантка была отменной и не филонила при мытье химической посуды.

Чай профессор пил только с лучшими студентами, хотя многие говорили, что каким бы ты не был лучшим, но если он тебя не любит, то не гонять тебе с ним чаи. Поэтому получалось, что конец года профессор отмечал со своими любимчиками. Было их немного всего-навсего десять человек, десять химических гениев прущих этот предмет, так как никто не мог. Великолепная десятка и профессор: Лева Толмачев, Фил Стасов, Ольга Дмитриева, Стас Самохин, Шурик Литвиненко, Стас Петров, Ирина Бедар, Сема Глухов, Руслан Костюнин и Алексей Грассман. Профессор же был отдельной историей. Особо говорливые и много фантазирующие от безделья студенты, рассказывали о том, что гениального преподавателя университет получил после войны.

Никто и не думал отрицать того что Фридрих Вернер немец, хоть и русский. Но слухи о том, что тот якобы работал на СС и был одним из лучших ученых Фюрера, конечно, не имели под собой ничего основательного.

Профессор Вернер у юных химиков третьего курса преподавал аналитическую химию, а в следующем году и радиохимию. И ничего в нем не говорило о немецком прошлом. Разве что небольшой акцент и грубые германские черты лица.