— Спятил, — констатировал Олег Палыч, — видишь, Серега, снова брат Юрген. Из-за чего только этому спятить? Его же так не мытарили, как того немца.

Гончаров позволил себе хохотнуть.

— А штурм, а мы в противогазах, а угроза смерти?

Никто не заметил, как сзади подошел фельдшер. Он посмотрел на Генриха, затем на небо, затем на Сергея.

— Там, к вам, мистер психоаналитик, дама пожаловала. Прекрасная, между прочим, — таки произнес он и добавил гораздо тише, — нашими стараниями, естественно. Да и не в первый раз. Придумайте что-нибудь убедительное на тему, где вы шатались эту неделю. Между прочим, думает, что ты погиб при штурме. Спеши, окаянный, пока дева не умерла от разрыва сердца.

Затем он повернулся к Олегу Палычу.

— Ну что, господин полковник, еще одного олигофрена сварганили?

— Никто его не трогал. Просто… великой злобы был человечек.

— Угу, а сейчас — копия — Василий Блаженный. А может, Тони-лунатик? Кажется, повесил бы ему торбочку, и пусть влачит свою схиму.

— Схиму? — переспросил подполковник, — эврика!

Он подошел к королю с Жаком, которые брезгливо наблюдали за Генрихом, облизывающим грязные пальцы.

— Есть идея! — обратился он к ним, — как насчет монастыря?

— Туда ему дорога! — восторженно воскликнул министр, — в Сен-Жермен его ко всем чертям!

Затем он перевел это королю. Их Величество громко засопел и изрек:

— Когда отдают в монастырь принцесс, то это считается нормой. Мы пойдем дальше — доверим братьям принца. Да будет так! Видит бог, я рад, что не стал братоубийцей. Отвези его, Жак, в Жермен и накажи аббату Гийому хорошо заботится о нем. Пусть поместят его в келью с видом на монастырскую конюшню.

* * *

Сергей шел по брусчатке двора, на ходу снимая с себя шлем. Прохладный ветерок приятно обвевал разгоряченное и вспотевшее лицо. Мокрые от пота волосы облепляли виски, уши и падали на глаза липкими прядями.

— Полцарства за ванну! — воскликнул он, войдя в холл. Дворецкий посмотрел на него с легким удивлением. Запаса русских слов было явно недостаточно, чтобы понять фразу, в запальчивости оброненную Александром Македонским, а затем обработанную доморощенным философом. Поэтому он лишь пожал плечами и громко проскрежетал на французском:

— Сир! В ваших покоях вас ожидает дама.

Неодобрение в его голосе можно было вырезать ножницами. Парень отчего-то смутился и кивнул головой.