— Откуда тебе знать, чего я хочу, — грубо сказал он.

Он отступил и выпустил ее руку. Ей сразу стало холодно. Аш спокойно следила за ним. Следила, как он вышагивает по крошечной камере; два шага в каждую сторону по мозаичным плиткам пола.

— Я весь горю. Разве в Писании не говорится, что лучше жениться, чем сгорать? — Его ясные глаза, цвета коричневой воды лесных рек, остановились на ее лице. — А ты любишь того парня. Что тут еще говорить? Ты меня простишь, многие мужчины проходили через это в гораздо более молодом возрасте; это первый и единственный раз, когда я готов отдать свой сан священника и вернуться в мир. — Странный мурлыкающий звук вырвался из его груди, и Аш догадалась, что это смех. — Я узнал из исповедей — что мужчины, которые любят так долго втайне, не знают, что им делать, если эта любовь становится ответной. Думаю, что я оказался бы как все в этом отношении.

«Да что угодно: пусть так думает, если ему так спокойнее. Я не должна держать его», — думала Аш; но не смогла удержаться. Она кинулась вперед, схватила его за руки, обхватила висящие рукава его одеяния и свела руки за его широкой спиной.

— Что ты плетешь, Годфри! Ты не представляешь, что для меня значит увидеть тебя здесь! Не представляешь…

Его руки сразу же сплелись за ее спиной. Оказавшись в его объятиях, она зарылась лицом в его теплую грудь, на долгую секунду нечувствительная ко всему, кроме его знакомой теплоты, его запаха, звука его голоса, всего того бесконечного прошлого, которое накрепко их связывало.

Годфри снова отстранил ее. Выпуская из рук плечи Аш, он прикоснулся к стальному ошейнику:

— Я не узнал ничего о твоем Голосе. Не вышло. И уплыли все деньги, какие у меня были. — В глазах его, глядящих на нее сверху вниз, блеснула усмешка, на губах играла полуулыбка. — Если я не смог купить информацию, дитя, кто сможет? Я подкупал всех, кого только мог. Я знаю все о том, что находится вне… — бородой он кивнул на стены дома Леофрика, — и ничего о том, что внутри него.

— Про то, что внутри, я сама все знаю. И про мой Голос. Тебя обыскивали по пути сюда?

— Ты знаешь о твоем Голосе?..

— Об этом поговорим после. Все не так просто. Это голем. Думаю, что Леофрик хочет, чтобы я… — Она не знала, что на ее лице появилось болезненное выражение и что Годфри это отметил и замолчал, задумавшись. — Так тебя обыскивали? — повторила она свой вопрос.

— Нет.

— Но тебя могут обыскать на выходе. Однако сердце твое не обыщут. Годфри, посмотри сюда. — Она начала разматывать веревку, опоясывавшую ее платье, заколебалась, отвернулась к стене, вытащила из лифа лист бумаги и уголь, потом повернулась к нему. — Вот. Это все, что я смогла — догадки о планировке дома.