— В чем дело? — строго спросил генерал, незаметно всовывая ноги в туфли. — Почему ворвались без спроса?

— Товарищ генерал, — сдерживая какие-то сильные чувства, сказал разведчик, — Я знаю, как снять помехи…

* * *

Хребет Бабуган-Яйла, гора Роман-Кош, то же время

Если утро начинается с бульдозерного рева дрилл-фельдфебеля: «Па-адъем, дурье стоеросовое!», и на улице ноябрь, и за ворот сыплется ледяная пакость, а впереди — марш-бросок, — пешком пятьдесят километров за день, таща на себе палатки, оружие и жратву, и ночевать придется где-нибудь в жидкой рощице, а назавтра — бросок обратно, в тренировочный лагерь — такое утро называется мерзким.

Если утро начинается с того, что ветер обрывает растяжку палатки, и нужно выползать наружу крепить ее и заодно отлить, и не видно ни щелочки в плотных тучах, уже третий день, и двигаться невозможно — ни вверх, ни вниз, и еда кончается, и топливо кончается, и ты уже насквозь больной, и Дядя Том насквозь больной, и понятно, что вся предыдущая работа на маршруте пошла псу под хвост — такое утро называется отвратительным.

Но если для начала тебе зацеживают твоим же шлемом по морде, и сразу ломают нос, и моментально заплывает глаз, а тебе добавляют прикладом под дых и ты оседаешь на неверных коленях, мир сужается до кольца рифленых подошв — бруклинский топот, восемьдесят процентов, — и нет дыхания, нет сил, нет злости — только облегчение, когда подошвы утверждаются на земле, потому что пришло время для рук: эти крепкие руки без всяких церемоний рвут с тебя куртку, а потом плотно стягивают за спиной запястья брезентовым ремнем от автомата — вот такое утро уже ни в какие ворота не лезет…

И ведь это еще начало. На нем выместили далеко не всю злость и усталость, накопившуюся у десантников за эту безумную ночь. Далеко не весь страх, которым здесь уже пропитался воздух. И еще майор хочет задать несколько вопросов, а лейтенант Палишко — сравнять счет за унижение, которое он пережил, извиняясь перед Сандыбековым.

Артем кисло усмехнулся про себя. У него нет столько рук, ног и ребер, чтобы удовлетворить всех жаждущих мести. Спасение — вопрос времени. Они продержатся не больше трех часов. Продержусь ли я? Сука лейтенант. Голова болит, зрачки расходятся… Майор на вид не дурак. Удастся ли заговорить ему зубы? Берем худшее: не удастся. Тогда что? Тогда вот что: я называю код, они пытаются открыть аппаратную и ни черта у них не выходит. Они тащат меня к переговорнику, я честно прошу Кашука отключить помехи, а он, мерзавец, не слушается. Какой недисциплинированный Кашук, ай-яй-яй… Нужно забить им баки, чтобы они не сразу вывели меня в расход. Три часа, не больше. Вопрос времени.