Эти голоса пока еще не звучали, общественное мнение было слишком ошарашено, слишком шокировано произошедшим, чтобы выразить это вслух. Но вопрос — «Кто?» уже сформировался, и рано или поздно нужно было на него отвечать.

А ответ на этот вопрос лежал на госпитальной тюремной койке и спал отвратительным, глубоким и тяжелым, как грязь озера Сасык, сном.

Проснулся он в сумерках, которые принял за раннее утро. И, глянув на соседнюю койку, пожелал, чтобы черт забрал Флэннегана со всеми его выдумками.

На тумбочке стоял еще один стакан сока и две капсулы. Верещагин выгреб из кармана всю свою коллекцию. Стоп! Из кармана… Из кармана брюк, куда он их и положил. Когда повалился на койку одетый и в ботинках. Сейчас он был босой, его рубашка висела на спинке кровати. Пока он был в беспамятстве, его раздели. Глупо думать, что не нашли при этом таблеток…

Таиться и играть в Муция Сцеволу больше не имело смысла. Ему мягко дали понять, что его замысел разгадан. Ему почти сказали, что в принципе он волен делать с собой все, что хочет, в полный рост показав врагу свою слабость. Ему намекнули, что он нужен ОСВАГ живым, нормальным и сохранившим способность принимать решения. Мысль о самоубийстве показалась ужасным мальчишеством. Просто дуростью.

Сколько прошло времени? Арт закрыл глаза и прислушался к себе. Избитое и изодранное тело продолжало болеть, но уже не так настырно, как… время назад. Тогда, перед командирами и начальниками штабов, ему стоило больших усилий не меняться в лице. В той половине лица, которая не отекла и сохранила подвижность. Сейчас усилий не требовалось — боль из почти невыносимой превратилась в досадную. Тело не скоро, но верно восстанавливалось, и осознавать это было приятно. Правда, все это — пока лежишь и не встаешь, а вставать придется, и очень скоро: во-первых, настоятельно требовалось отлить, во-вторых, ужасно хотелось пить: рот до того спекся, что щеки присохли к зубам. На третьем месте в списке потребностей стояла еда: невольный и суровый пост продолжался никак не меньше двух суток.

Резюме: ему было очень далеко до полного порядка, но и на три четверти мертвым, как… время назад, он себя не чувствовал. Без сознания провалялся часов двадцать: вряд ли можно держать при себе продукты метаболизма дольше.

Он сел, шипя сквозь зубы, проглотил обе капсулы — антибиотик и анальгетик, допил сок и поставил стакан на стол. Ждать, пока анальгетик подействует, не было времени, и он поковылял, шатаясь, к угловой кабинке. «Что нужно человеку для счастья?» — вспомнилась советская шутка. — «Увидеть туалет и добежать до него. Там еще было — очень хотеть пить, и получить воду, очень хотеть есть и получить еду. Но нужно очень хотеть, когда не очень хочешь, то и не очень получаешь».