— Не имею представления, — ответил Бурцев. — И желания выяснять — тоже. Вероятно, слуга или помощник негодяя.

Немец сбросил с разрубленной головы располовиненный капюшон, повернулся к Джеймсу:

— Знаешь его?

— Наин, — ответил брави. Коротко. И честно.

В самом деле, откуда Джеймс Банд мог знать сотрудника эзотерической службы СС?

— Ладно, — задумчиво проговорил офицер. — Разберемся. И все проверим.

Гауптштурмфюрер сунул «вальтер» в кобуру, поднял меч Бурцева. В другую руку взял клинок фон Хохенлоха.

— Я должен встретиться с вашим гроссмейстером, — напомнил Бурцев.

— Встретитесь, господин фон Хохенлох. Обязательно встретитесь, как только хм… наш гроссмейстер сочтет нужным. Он сейчас занят. Там… — немец кивнул на запертую решетку. — В камере допросов…

Очень хорошо! Можно сказать, цель почти достигнута.

— …господин рейхсфю… э‑э‑э… гроссмейстер беседует с пленницей, обладающей ценной, очень ценной для нас информацией. До конца допроса он приказал его не беспокоить. Нет, я, конечно же, доложу о вас. Но не раньше, чем вы расскажете все, что вам известно. Можете начинать прямо сейчас. Итак…

Бурцев шагнул к решетке. За крепкими стальными прутьями тянулся небольшой коридорчик. Глухие — ни окошка — стены. На противоположном конце коридора — одна‑единственая дверь. Судя по всему, такая же массивная и звуконепроницаемая, как та, что запер за ними гауптштурмфюрер. Правда, в двери за решеткой имелось смотровое окошко для наблюдения за узником. Небольшое и наглухо закрытое металлическим щитком.

Там, там, там… Там должна быть Аделаидка! Слава богу, топхельм громоздкой шапкой‑невидимкой по‑прежнему скрывал от окружающих его истинные чувства. Автоматчики охраны смотрели на обезоруженного рыцаря с любопытством и без опаски.

— Итак, фон Хохенлох, — поторопил гаупт‑штурмфюрер, — вы утверждаете, что…

— Я пришел сюда говорить не с вами, — процедил Бурцев. — Мне нужно…

— Вы будете делать то, что нужно нам, магистр, — холодно перебил офицер. — Здесь не орден Святой Марии. Так что мой вам совет — не упрямьтесь. Я должен знать, ради чего прерываю важный допрос и отвлекаю господина рейхсфюрера.

— Но время!

— Мы находимся в таком месте, где время уже не является абсолютной категорией, господин фон Хохенлох. Время подождет.

Ох, и упертый же тип!

— Не подождет, — тряхнул топхельмом Бурцев. — Это важно. Очень. Речь идет об «атоммине», брат во Христе, и о цайт‑тоннеле…