Дальше читать оказалось невозможным – дождь, удовлетворившись, видимо, донесениями капель-разведчиц, хлынул в полную мощь. Какой там дождь – то, что происходило в небе, следовало назвать потопом. Ну, на крайняк – тропическим ливнем. Я мгновенно промок, учебник эллинской истории – тоже. Плюс еще волны. Если и не с трехэтажный дом, то уж с одноэтажный точно. Мне пришлось лечь на дно вниз лицом – так легче оказалось переносить качку.

Там, на дне, уже набралось воды сантиметров пять. Если так пойдет и дальше – придется вычерпывать. Только вот чем? Горстями? Ну что стоило уроду Тимохе сунуть в лодку хоть какой-нибудь черпачок? Даже на турбазе к каждой шлюпке помимо весел полагалось два спасательных пояса и пластиковый черпак.

Паника по-прежнему стояла где-то на подступах к моему сознанию, но ее острый запах уже ощущался. Еще немного – и я, наверное, начну выть, реветь, стучать кулаками в деревянные борта, проклинать каждую каплю этого моря и каждую секунду этого мира.

Или, наоборот, начну молиться – это я-то, ни в какую мистику не верящий! Даже здесь, видя всякие волхвовские штучки – свет-факелы, размыкание рабского кольца, лингвистический коктейль, я понимал, что на самом деле это просто использование сил природы, та же физика и биология, только взятые с какого-то другого, неизвестного нашей науке конца.

А вот так, чтобы поверить во всемогущего Бога, откуда-то из другого измерения управляющего всеми земными делами, – нет, ребята, это не ко мне. И не потому даже, что всякие там логические парадоксы, о которых вещал препод по культурологии, типа создать камень, который не может поднять, – а просто ну не чувствовал я ничего такого… «У тебя, Дрюня, – говорила мне Иришка, – просто нет такого органа, которым верят. Ты просто слепой и очень этому факту радуешься».

Сейчас, однако, я уже ни в чем не был уверен. Может, этот таинственный орган как раз в эти минуты и прорастал в моей душе. И, прорастая, больно кололся корнями.

Что было дальше, вспомнить не удалось. Сколько прошло времени? Что я делал? Валялся в отключке? Когда пришел в себя – все так же бесились подо мной волны, все так же лупил свирепый дождь, все так же темнело небо, и всей этой свистопляске не было ни конца ни края.

Я лежал вниз лицом, и только выставленные локти спасали меня от подступающей снизу воды. Паника ушла, но унесла с собой все остальное: мысли, чувства, надежды. Я понимал: время движется, время течет, его становится все меньше – но это уже меня нисколько не трогало. Колян, одно время увлекавшийся буддизмом, сказал бы, что на меня снизошло просветление, сатори. По-нашему – состояние полного пофигизма. Когда ты как бы есть – но тебя как бы и нет. И в этом состоянии пофигизма ты уже ничего не видишь и не воспринимаешь.