– Что… кончено? – внезапно холодея, спросил Алик. Он выпил бренди одним глотком, не чувствуя вкуса. – Что вы имеете в виду?

– Князь безмерно напуган возможностью вторжения. То есть не возможностью, конечно – вторжение ведь уже произошло… Да, самим вторжением. Напуган. Он очень решительный человек, а как раз решительные люди в состоянии испуга способны наделать таких глупостей… Он делал ставку на Глеба Борисовича. А Глеб Борисович – это такой человек, на которого по определению никакие ставки делать нельзя. Потому что – полнейшая непредсказуемость и действия не по разумению, а по самоощущению. И вот, представьте себе, в самый наиответственнейший момент Глеб Борисович вообще исчезает с этой шахматной доски…

– Так, – сказал Алик. Ай да Глеб! – подумал он про себя.

– И тогда князь приглашает профессора и спрашивает: не в силах ли кто-нибудь заменить на этом поприще нашего общего друга? И профессор после напряженных размышлений предлагает не кого-нибудь, а себя…

– Я как-то все еще не понял…

– А вы наливайте, наливайте. Ничто не прочищает мозги лучше хорошего бренди. Тем более вопрос такой… потусторонний…

– В каком смысле?

– Да в самом наипрямейшем. Я, когда помоложе был, сам всеми этими необыкновенностями увлечение прошел. И понял, что или мозговую грыжу наживу, или на славные подвиги меня потянет. Как рыцаря Вильямса. Так вот: есть в среднем течении реки Эридан таинственное образование по имени Черный Великан. Скала в полверсты высотою – и алмазной твердости, скажу я вам. Алмазной! Отец нашего друга, Борис Иванович Марин, предпринял как-то восхождение на ее вершину. Сутки он там провел, а когда вернулся, имел двухнедельную щетину. Очень удивлялся, что здесь всего лишь следующее утро. Подозревал, что погрузились мы в волшебный сон… да. Так вот: высказал он между делом мнение, что в этой скале сокрыт некий стержень нашего мира, некая ось его вращения – в переносном смысле, конечно. И что, если удастся найти, на что нажать и куда повернуть… то произойдет все совсем по Архимеду.

Ну, помните: точку опоры, переверну…

Он вдруг замолчал и стал молча смотреть перед собой.

– Чего не пойму – так зачем вам все это рассказываю? – продолжил он, наконец. – Все равно уже поздно. Даже если бы Глеб Борисович сидел вон в той палатке… не успеть. У них слишком большая фора. А с другой стороны – может быть, я паникую. Может, ничего не происходит, а у профессора проснулась внезапная любовь к живописно сошедшей с ума даме. Чего не бывает на белом свете, не так ли?

– Вы хотите сказать, что профессор устремился к этому… рычагу управления миром?