Потом, когда машина, наконец, улетела, он встал, оглушенный, и пошел собирать тех, кто остался.

12

12

– Как-то странно мы встретились, – сказала Светлана. – Тебе не кажется? Будто… – она поискала слова. – Будто было лучше.

– Да, странно, – сказал Глеб. – Действительно… не было дня, чтобы я не вспоминал тебя. Этим спасался. И вдруг… Я думал, что это сон, бред…

– Кажется, я понимаю. Тут я, живая, такая, как есть: нечесаная, грязная. Воняю, наверное. Вши были – правда, вывела. С сопливым мальчишкой на руках. Так, да?

– Нет. Просто… я уже простился с тобой – здесь, в себе. Это была прежняя жизнь, она никогда не вернется. Это был другой я – совсем другой. Этот я любил самую лучшую в мире женщину… но – жизнь назад. Будто мы уже все умерли и живем заново. И я так привык к этому… и вдруг – ты. И оказывается, что это все придумано – и про другую жизнь, и про то, что я другой, и про минувшую забытую смерть. Все, что есть вокруг, происходит на самом деле, и недавнюю нашу жизнь мы помним не по рассказам в растрепанных книжках, а – сами… И только мнится, что она миновала давным-давно и без следа. Это мы – ее след.

– Вот он, самый главный след, – Светлана качнула Билли. – Нравится?

Глеб снова долго-долго всматривался в личико спящего.

– Красивый, – сказал он.

– И только?

– Я еще не узнал его ближе…

Они шепотом засмеялись.

– Ты будто замороженный, – сказала Светлана. – Что-то, может быть, не так?

– Не так – все, – отмахнулся Глеб. – Война, разруха, вторжение, контрвторжение… все не так, все через колено. Главное, не сделать ничего, не поправить…

– И конечно, поправлять должен ты? – она взглянула на него чуть иронически.

– Увы, да.

– А почему?

– Не знаю. Ответа не имею, капитан. Так легли карты. В свое оправдание могу сказать только: будь со мной все иначе, будь я другой – мы бы не встретились никогда. Помнишь день нашего знакомства?

– Еще бы…