Меньше всего ему нравилось, когда его раздевали догола, надевали на голову корону, давали в руку толстую палку с утолщением на конце – и потом, завывая, ходили вокруг него. Зато нравилось другое: когда зажигали на столе две свечи, ставили зеркала – и требовалось взглядом проникать на другую сторону зеркала. И тогда можно было подобраться к какому-нибудь предмету – сначала это была бронзовая пепельница – как бы с обратной стороны, с изнанки – и что-то сделать с ним. Пепельница вывернулась, став необыкновенным то ли цветком, то ли морским ежом. Потом ему давали книги, и он узнавал все, что написано там, не прикасаясь к ним и не открывая – и даже не читая; просто узнавал, и все, но не словами: слова приходилось подставлять самому, и слов совсем не хватало. А потом настала очередь хрустальных шаров…

– Тихо! – шепнул человек. – Вы погубите нас обоих…

Светлана заставила себя чуть обмякнуть. Кивнула головой, давая понять, что поняла. Ладонь перестала вдавливаться в губы, дала доступ воздуху, но не ушла совсем.

– Выходим наружу… осторожно… – шепот на самой границе слышимости, жаркое дыхание в ухо. Они вышли, пятясь, чудом не зацепившись за что-то в чудовищно загроможденном тамбуре. Открылась и закрылась наружная дверь. Здесь человек почти отпустил Светлану – ее рука оставалась мертво зажатой в его – и повлек за собой, за угол, в темноту…

Шесть ступенек вниз, такая же нереально беззвучная дверь, закрывается сзади, короткий тихий стук: крюк ложится в петлю. Человек отпускает, наконец, ее руку – чувствуется, что это нелегко ему, рука не совсем послушна, рука доверяет Светлане меньше, чем хозяин руки… но надо доставать спички, и она с неохотой разжимается.

Огонек, прикрытый ладонью, откуда-то выступает вершина свечи с черным загнутым хвостиком фитиля, огонек касается его, неуверенно меркнет, потом – с облегчением перекидывается и на фитиль. Секунду они неразрывны, и вдруг – короткий зигзаг в темноте, и свеча замирает, оставшись одна…

– Я почему-то сразу подумал, что это вы, – говорит человек. Свет ложится на его лицо, но Светлана еще раньше догадалась – по голосу? по шепоту? – кто перед нею…

– Дэнни… какой ты…

– У вас кровь, – он даже удивлен.

– Конечно. Ты же разбил мне нос…

– Сейчас… садитесь, закиньте голову… вот сюда, так…

– Лучше намочи платок и дай мне.

– Да-да, я сейчас…

И тут кто-то снаружи мягко трогает дверь. Стучит негромко, кончиками пальцев. Потом – чуть громче, чуть настойчивее.

– Сюда, – одними губами шепчет Дэнни и показывает под кровать.

И Светлана в один миг оказывается под кроватью, упираясь плечом в тяжелый чемодан. Ложится на спину. Голова чуть вбок, ноги поджаты. Во рту солоно от крови…