– Тебя обманешь. С иголками твоими.

– Иголки мои не на тебя заточены, дядя Арон.

– А что там строишь-то? – хмуро буркнул Крупнер, не глядя на Гурьева.

– Не знаю, дядя Арон, – пригорюнился Гурьев. – План в голове – это одно, а что получится – кто ж его знает. Обычно получается совсем не так, как задумывалось, особенно поначалу. Понимаешь?

– Ох, Янкеле, – усмехнулся Крупнер. – Ох, и хитрый же ты, зараза! А ещё говоришь, что ты не а ид[93]!

– Так пойдёшь?

– Подумать надо, – увесисто вздохнул Крупнер.

– Думать – это хорошо, дядя Арон, – согласился Гурьев. – Думать – это полезно. Но это – вообще. Не сейчас, дядя Арон. Так ты уж выручи меня. Не отказывайся.

– Выручу, – кивнул Крупнер. – Раз такой разговор – выручу.

– Это ещё не затея, дядя Арон. Про затею я тебе расскажу сейчас. У тебя родня есть, дядя Арон, где подальше?

– Сёстры в Одессе. Брат в Балаклаве…

– Вот. Одесса – это то, что надо. Ты пошли Боруха туда, с порученьицем каким, что ли. На месяц – другой – третий. Денег я ему выдам, командировочных. Только предупреди, чтоб не куролесил там особо.

Крупнер насупился:

– Ох, Янкеле. Вот уж – спасибо.

– Да какое там спасибо – одно беспокойство тебе от меня, дядя Арон. Это я тебе по гроб жизни обязан, – Гурьев улыбнулся весело, как будто шутки шутил. – Да и это, в общем, не всё.

– Да уж понял.

– Спрячь девочку у себя. Пока отец её не вернётся, а там – увидим.

– Когда приведёшь?

– А к вечеру, как стемнеет.

– Ну, тогда домой мне надо, – вздохнул Крупнер. – Девка-то – сильно балованная? Хотя – отец военный. Вроде не должна?