Она пожала плечами – дескать, что за глупый вопрос.
– Присядь, – мама указала подбородком в направлении стола. – Может, чаю выпьешь? Я заварю быстро, как ты любишь.
– Если ты со мной посидишь, – Гур посмотрел на маму, вздохнул и опять улыбнулся.
Она зажгла тихонько загудевший примус, – примус гудел всегда тихонько, потому что Гурьев сразу после покупки приложил к нему руки, – поставила чайник, вернулась, опустилась на стул и посмотрела на Гура:
– У тебя появилась девушка.
– Да.
– И это серьёзно.
– В общем, да. Похоже на то.
Мама улыбнулась, вытянула левую руку и, пошевелив пальцами, полюбовалась кольцом. Тем самым, папиным. Которое всегда переходило, с незапамятных времён, в соответствии с семейной традицией, от свекрови к невестке. Потрясающей красоты кольцо, – двухцветный, бело-жёлтый золотой ободок, платиновая корона, зубцы которой представляли собой лопасти мальтийского креста с поднятыми вверх раздвоенными концами. «Купол» короны венчал изумруд, большой, глубокий, удивительно чистой воды, огранённый таким образом, что в игре света на его плоскостях проступали очертания проникающих друг в друга треугольных пирамид. И вокруг изумруда – бриллианты, образующие сложный, многоступенчатый узор, напоминающий цветок розы. Мама носила его открыто только дома. Всё остальное время оно висело на длинной, очень прочной стальной цепочке у неё на груди. Все эти годы.
Гурьев понял её жест и успокаивающе взял маму за локоть:
– Нет-нет. Это не по правилам.
– Кто знает, кто знает, – мама покачала головой. – Расскажешь о ней что-нибудь?
– Конечно, – он расслабился, окончательно почувствовав себя дома, провёл рукой по гладко зачёсанным назад волосам – чуть более длинным, чем следовало бы. Наверное. – Конечно, мама Ока. Её зовут Ирина.
– Негусто, – вздохнула мама. – Кто она?
– Моя учительница литературы.
Мамины глаза расширились от удивления – правда, меньше, чем он ожидал. Она покачала головой:
– Детёныш, ты спятил.
– В некотором смысле – да, безусловно. Это возраст такой, мама. Ничего не поделаешь.
Как скарлатина, – надо переболеть, подумал он.
– Ах, Гур, – мама накрыла его руку своей. – Какой ты всё-таки большущий вырос! У неё ведь могут быть неприятности, разве ты не понимаешь?