У Гурьева было море возражений в запасе, но он промолчал. Городецкий посмотрел на него – и кивнул одобрительно.

– Теперь многое понятно, – Вавилов грузно поднялся, посмотрел на подчинённых. – Порядок наведите, ребята. Давай-ка, сынок, ко мне в кабинет. И ты, Варяг.

Расположившись за столом и усадив Гурьева с Городецким, Вавилов разорвал, по старой привычке, новую пачку папирос «Норд» пополам и, закурив, кивнул Городецкому:

– Покажи колечко.

Городецкий достал аккуратно сложенный вчетверо лист и протянул Вавилову. Фёдор Петрович долго рассматривал картинку, потом вернул бумагу:

– Размножим на гектографе. Кто рисовал? Ты, сынок?

– Да.

– Толково. Должно помочь.

– Если оно ещё здесь, – Городецкий рассеянно вертел в руках ручку-самописку. – А, Батя?

– А где? – Гурьев напрягся.

– Да где угодно, – Городецкий вынул плоский портсигар, достал папиросу, закурил, с наслаждением затянулся. – Это не Тициан и даже не Фаберже. В каталогах его нет. Я проверю, но ставлю глаз, что в каталогах оно не значится. В случайности я, как известно, не верю. Значит, работали на заказ. Так, Батя?

– Так, Пинкертон.

– Ну почему Скворушка должна была заболеть именно сейчас? – Городецкий с силой затолкал самописку в нагрудный карман пиджака и снова взял лежавшую на краю пепельницы папиросу. – Кого мне по музеям и архивам отправлять? Колумба с Сотником? Или самому? Прр-р-роклятье!

– Музеи оставьте Полозову, – Гурьев посмотрел в половину окна. – Полозову. Это несложно, ему быстрее помогут, чем вам.

– Штучная мысль, сынок, – согласно кивнул Вавилов. – Мандат мы ему оформим, чтобы по бумажкам не было вопросов. Ты ему доверяешь?

– Да. Он, конечно, в драку полезет, но с этим мы с Учителем справимся.

– Да уж не подведите.

– Варяг, – Гурьев чуть повернулся, чтобы лучше видеть Городецкого.

– Да?

– Ты с какого года?