– Почему, Джарвис?

– Потому что миледи полюбила вас всем сердцем, сэр.

– Вот как, – Гурьев улыбнулся улыбкой врача-психиатра. – А разве это впервые?

– Да, сэр. Несчастье такого размера, как вы, постигло семью её милости впервые. А теперь…

Гурьев как будто не услышал этого «теперь»:

– Вы хорошо знаете миледи, Джарвис.

– Миледи выросла на моих глазах, сэр. Я служу этой семье сорок один год, сэр. И…

– Перестаньте обзывать меня сэром, Джарвис. Просто Джейк. Почему вы решили, что я разбойник?

– Потому что… Я не знаю, сэр. Простите… Джейк.

– Послушайте меня хорошенько, Джарвис. Вы решили, что я разбойник, потому, что я ни на кого не похож. Вы, вероятно, никогда не видели настоящих разбойников, поэтому отнесли меня к их числу. Что скажете?

– Возможно, сэр… Джейк. А вы – видели?

– Сколько угодно, – усмехнулся Гурьев. – Я не разбойник, Джарвис. Во всяком случае, совершенно не в том значении, которое вы вкладываете в это понятие.

– Позвольте спросить вас, Джейк.

– Конечно.

– Каковы ваши намерения в отношении милорда Роуэрика, сэр?

Гурьев, вскинув от неожиданности брови, посмотрел на камердинера и расхохотался в голос. Джарвис выдержал паузу с поистине олимпийским спокойствием, лишь слегка поджав губы. Отсмеявшись, Гурьев помотал головой:

– По-моему, вы просто испорченный старик, Джарвис.

– Я многое видел за свою жизнь, Джейк. Испорчен не я, а свет, сэр. Похоже, вам это тоже хорошо известно.

– Да, – улыбка на лице Гурьева изменилась. – Миледи именно поэтому не очень-то в большом восторге от колледжей?

– Вероятнее всего, да, сэр… Джейк.