– Ну, как же мне осточертела эта британская привычка всё на свете осторожно предполагать, даже то, что на самом деле прекрасно известно, – Гурьев щёлкнул в воздухе пальцами. – Я, как вы могли убедиться, Джарвис, провожу с мальчиком довольно много времени, и не замечал за ним никаких… гм… девиаций.

– О, сэр… Джейк. Разумеется, ничего подобного.

– Вы знаете какие-нибудь семейные тайны, Джарвис? Тайны, о которых меня следовало бы поставить в известность?

– Нет… Джейк. Вы имеете ввиду альковные тайны? – в голосе камердинера прозвучало неподдельное удивление.

– Альковные тайны меня не интересуют, – Гурьев чуть пошевелился в кресле. – Я говорю о тайнах, Джарвис. О тайнах, а не о сплетнях.

– Родимое пятно, сэр, – тихо проговорил Джарвис, опуская голову. – Его… никто не должен видеть.

– Вот как, – собственный голос Гурьеву страшно не понравился. – Что-нибудь ещё вы знаете?

– Я не имею привычки любопытствовать без нужды, сэр.

Гурьев уже мысленно махнул рукой на попытку отучить камердинера «сэркать». Сейчас было совсем не до этого. А до чего?!

– Это очень хорошо, Джарвис, – проникновенно проговорил Гурьев, подаваясь в сторону собеседника. – Это прекрасно. Это именно то, что нужно. Не беспокойтесь, Джарвис. Милорд Роуэрик очень славный мальчуган, и я позабочусь о том, чтобы ему ничего не угрожало. Как и его сестре. Так что вы уж, будьте добры, не обращайте внимания на некоторые мои мелкие чудачества. Хорошо?

– Простите, сэр. Я не совсем понимаю…

– Я остаюсь, Джарвис. Миледи поправится, и мы все вместе подумаем, что делать дальше. Договорились?

– Поправится? – дворецкий судорожно дёрнул кадыком. – Я не понимаю, сэр… Ведь… Миледи привезли сюда, чтобы…

– Вам знакомо такое понятие – «маскировка», Джарвис?

– Да, сэр. Разумеется, знакомо, сэр.

– Миледи угрожает опасность. Я, к сожалению, плохо информирован о её размерах и мощи. Поэтому миледи будет умирать для всех, кроме очень узкого круга посвящённых. Умирать медленно и очень, очень мучительно. А мы будем скакать вокруг с похоронными физиономиями и в отчаянии заламывать руки, стеная и плача. Справитесь с таким лицедейством, Джарвис?

– Да, сэр, – с достоинством кивнул камердинер и вдруг совершенно по-стариковски вздохнул. – Вы не только разбойник – вы ещё и актёр, сэр?

– Актёр? Нет, нет, Джарвис. Я режиссёр, – мягко поправил дворецкого Гурьев. – И, по совместительству, директор труппы. А вы все – именно актёры и статисты. К сожалению, из моего театра можно уволиться или выйти на пенсию только в гробу, Джарвис. Я достаточно ясно излагаю?

– Да, сэр. Более чем ясно. Я вас не боюсь, потому что я прожил долгую и честную жизнь. Но миледи…