– Ну… Я, одним словом, рискнул, что называется. В свете возникающих перспектив, и так далее… Отбил телеграмму и выслал денег на дорогу.

– Вот уж кого я никак не рассчитывал заполучить, – Гурьев посмотрел на Осоргина и улыбнулся. – Ну, Вадим Викентьевич! Похоже, я в вас не ошибся.

– То есть… вы не возражаете?

– Я-то не возражаю, – Гурьев сел, сложил руки в замок и подпёр ими подбородок. – Как мне отношения с генералом и гением разведки строить прикажете? Боже ты мой. Матюшин, подумать только!

– Николай Саулович – человек выдающихся достоинств и выдающейся же скромности. Никаких эксцессов не будет. Слово офицера.

– Я и без вас знаю, что эксцессов не будет, – проворчал Гурьев. – Я ведь совсем о другом говорю. Ладно. Потом. Где он?

– Я…

– Сняли ему комнату в меблирашках. Вадим Викентьевич, а ведь это гафф.

– Яков Кириллыч, да побойтесь Бога. Я ведь головой рисковал, его сюда вызывая. Это с одной стороны… А с другой…

– Рефлексии оставьте пока, – вкрадчиво произнёс Гурьев. – Так уж прямо и головой. Давно?

– Третьего дня.

– Я даже понимаю, почему вы молчали, – кивнул Гурьев. – Хотя извинить вас за это, Бог свидетель, не готов. Это вот и называется – эксцесс исполнителя.

– Виноват, – буркнул Осоргин.

– Да нет. Пожалуй, это я виноват. Виноват, что дал повод подумать, будто наше дело может потерпеть. Не может. Что бы ни происходило в моей личной жизни. Понимаете, Вадим Викентьевич?

– Так точно.

– Ну и превосходно. Немедленно к нему. Кстати. Сколько же ему лет?

– Много, – Осоргин вздохнул.

– Это я понимаю, – кивнул Гурьев. – А всё-таки?

– Шестьдесят три. Яков Кириллович, вы же сами сказали – он гений…

– Я думаю, это замечательно, Вадим Викентьевич.