Александра Васильевна в ужасе смотрела на подвешенное изваяние.

— Пли! — крикнул лейтенант Свищов и рубанул воздух ладонью.

Залп распорол небо, с оттяжкой ударив по нервам.

В ту же секунду долгожданное солнце внезапно вывалилось из облаков, жарко хлынуло на землю и взорвалось на металле труб и автоматов.

Капельмейстер, привстав на цыпочки, яростно отмахнул, — оркестр ступенчато грянул, загудел: волнистые звуки протяжно поплыли над головами.

Подъемный кран задрал стрелу.

Фигура, захлестнутая тросом за горло, качалась на этой стреле, мучительно выгибаясь над темной, чернорукой толпой.

Твердунина ахнула и на секунду закрыла глаза ладонями.

Кандыба крякнул.

Кран заскрежетал, повел стрелу влево, одновременно поднимая свой страшный груз. Раскачиваясь, скульптура взъезжала все выше. Вот она оказалась над кровлей мавзолея.

Крак!

— А-а-а-ах! — выдохнула толпа.

Освободившийся крюк подпрыгнул.

Словно снятое рапидом, обезглавленное туловище начало медленно падать… полетело вниз… долетело… и тяжело грянулось о крышу, брызнув пыльной крошкой и расколовшись.

Мавзолей ухнул и покосился. Крановщик сбавил газ и растерянно высунулся в окошко кабины.

Голова быстро катилась по гладкому бетону… достигла края… тяжело упала на землю… сделала еще два или три оборота… и замерла возле трибуны.

Мертвые глаза смотрели вверх с покрытого оспинами лица.

Александра Васильевна почувствовала, что сейчас ее вырвет.

— Пустите, — сказала она и слепо шагнула к лестничке. — Пустите же!

Степан Ефремович ахнул.