— Вполне возможно.
— Неужели вы еще в обиде из-за того стишка?
— Это не стишок, сударыня. К вашему сведению, это поэма.
— Пусть будет поэма. Какая разница!
— Разница большая, принцесса. Если вы не в состоянии отличить стихотворение от поэмы, то тем более не вправе судить о том…
— Ах, не вправе! — с притворным возмущением перебила его Маргарита. — Вы осмеливаетесь утверждать, что я, дочь короля и наследница престола, не вправе о чем-то судить?
— Да, осмеливаюсь. Я, между прочим, внук французского короля, но не стыжусь признаться, что преклоняюсь перед гением Петрарки, человека без роду-племени, ибо подлинное искусство стоит неизмеримо выше всех сословий. Человек, который считает себя вправе свысока судить о науках и искусстве единственно потому, что в его жилах течет королевская кровь, такой человек глуп, заносчив и невежествен.
— Ага! Это следует понимать так, что я августейшая дура?
— Ни в коей мере, сударыня. Просто вы еще слишком юны, и ваша хорошенькая головка полна нелепых предрассудков. Вы верите в свою изначальную исключительность, в свое неоспоримое превосходство над прочими людьми, стоящими ниже вас по происхождению, так же слепо и безусловно, как верят евреи в свою богоизбранность. Но и то, и другое — чистейший вздор. Да, это правда: Бог разделил человечество на знать и плебс, чтобы господа правили в сотворенном Им мире, а все остальные повиновались им и жили по законам Божьим, почитая своего Творца. Без нас, господ, на земле воцарилось бы безбожие и беззаконие, и наш мир превратился бы в царство Антихриста.
— Ну вот! — сказала Маргарита. — Вы же сами себя опровергаете.
— Вовсе нет. Я не отрицаю божественного права избранных властвовать над прочими людьми. Я лишь утверждаю, что поелику все люди — и рабы, и князья — равны перед Творцом, то равны они все и перед искусством, как божественным откровением. Королевская кровь дает право на власть, славу и богатство, но человек, озаренный откровением свыше, приобретает нечто большее — бессмертие в памяти людской. Мирская слава преходяща — искусство же вечно. Владыку земного чтят лишь пока он жив, а когда он умирает, последующие поколения быстро забывают о нем.
— Но не всегда, — заметила Маргарита, довольная тем, что ей удалось раззадорить Тибальда. — Александр Македонский, Юлий Цезарь, Октавиан Август, Корнелий Великий, Карл Великий — их помнят и чтят и поныне.
— Но как их чтят! Главным образом, как персонажей легенд, баллад, хроник и романов. Они были великими государями, их деяния достойны восхищения потомков — но память о них не померкла лишь благодаря людям искусства, которые увековечили их имена в своих произведениях. А что касается самых заурядных правителей… — Тут Тибальд умолк и развел руками: дескать, ничего не попишешь, такова жизнь.