— То же, что и ты! Откуда мне знать, какая работа подвернется? — ответил Итале сердито, и Френин, довольный тем, что разозлил его, тут же расстался с маской холодного превосходства и с улыбкой сказал:
— Да ладно тебе! Все нормально. Жилье искать будешь или решил поселиться у своей брюквенной королевы?
— Не знаю… вряд ли… я там просто вещи оставил… Но сам оставаться не хочу.
— Почему же? Они ведь с тебя денег не возьмут.
— Не могу я там… — Итале только руками замахал. — Не успеешь проснуться, как тебя одевают, обувают… за завтраком прислуживают.
— А как ведет себя за завтраком молодая баронесса?
— Не знаю. Очень вежливо. Да нет… — Итале снова махнул рукой, — мне там не место!
Френин ухмыльнулся.
— Ладно, переезжай ко мне, если хочешь. Здесь, конечно, не особняк на улице Рочес и не поместье в Валь Малафрене, зато платишь всего пятнадцать крунеров в квартал. Какое-то время можно пожить и вместе.
— Спасибо тебе большое, Дживан! — сказал Итале, искренне ему благодарный и словно не замечая его насмешливого тона, чем весьма удивил Френина и в то же время совершенно его обезоружил.
Френин так и не сумел установить между ними тот барьер превосходства, которого ему, человеку завистливому, так недоставало. Хотя на самом деле барьер этот существовал между ними постоянно, и «перепрыгнуть» его Френину было не под силу: этот барьер создавали беспечная храбрость и врожденное благородство Итале, который никогда и никому не позволил бы себя унизить, как, впрочем, никогда и никому не позволил бы унизить и никого из своих друзей; он был довольно вспыльчив, зато отходчив и впоследствии зла ни на кого не держал; его дружба была простой и прочной. Но Френин хотел от Итале чего-то большего; он и сам не знал, чего именно от него хочет. Что хорошего в простой дружбе? Ему всегда хотелось до конца понять душу Итале, с первого взгляда казавшегося человеком совершенно безыскусным; понять ее и переделать по своему вкусу, подчинить своей воле; только это ему не удавалось никогда! И, возможно, только ради этого, не желая расставаться с Итале, Френин и решился тогда предложить друзьям свой план переезда в Красной.
— А с Кошатницей мы все уладим, — говорил он между тем. — Это ведь она тебе внизу встретилась. Между прочим, она требует, чтобы ее называли «госпожа Роза». Слушай, Итале, я здесь уже два месяца, но не заметил пока ничего особенного. Никакой революционной деятельности.
Итале осторожно присел на стул; три колченогих стула и стол составляли всю обстановку просторной комнаты.
— Ну, какая-нибудь организация непременно должна существовать! — сказал он убежденно.