– Смеешься над бабкой старой? На продажу.

– Почём?

– Бери за трояк.

– Да ладно, трояк! За палку! Рубль дам.

– Дешевле нигде нет, – обиделась она. – Американцы, хозяева наши, в лавке своей по тридцатке продают. Да только у них-от никто не покупает, у меня берут.

– А у тебя они откуда? Небось с той же фабрики?

– Знамо дело, с фабрики. Качественные! А знаешь как трудно их вынести? Надзиратели что звери…

Бензоколонок в стране было не так чтобы много, а скорее мало. И чем дальше от Москвы, тем меньше. Поэтому мотоцикл Стаса был снабжён дополнительными кронштейнами сзади – слева и справа, в которых укреплялись канистры с бензином и маслом. А к правому кронштейну были приварены три кольца: сверху, снизу и посерёдке, для удочек и прочих круглых предметов. В эти-то кольца Стас и пристроил свою новую биту. Князь де Грох от неё, может, и отказался бы, но в душе Стаса на этот раз победил старшина десятских дружины князя Ондрия. Удобная штуковина бита: правда, хуже бунчука – никаких подковырок не сделаешь, зато для удара приспособлена идеально. Он покрутил её в руках, вспомнил, как однажды, давно, сломал дома хорошую швабру ради палки… И взял.

А когда пристроил биту на место, из-за угла вынырнул молодой околоточный. Он тут и околачивался два часа, за мотоциклом присматривал. Стас глянул по сторонам – не видит ли кто, – сунул в ладошку парня полтинник:

– Спасибо за заботу…

* * *

От Мологи махнул он сразу на Бежецк и Тверь. В Москву его совершенно не тянуло. Дело, наверное, в пейзажах, решил он, и задумчиво произнёс вслух: paysage. Дословно – вид местности. Что мы тут имеем? Ровная как стол равнина, и над нею небо. Уж если облака, то от края до края. Уж если солнце, то его отовсюду видно. Уж если улетать душою, так на все четыре стороны. Никаких вихляний вроде фьордов. Никаких загромождений вроде гор; как же они угнетали его в Баварии!

Простор, вот в чём дело! Душе простору хочется!

А в городе? Таком, как Москва?.. То-то же…

Ещё когда ехал к Морозову, ассоциации тянули одна другую – простор, небо, душа, Бог, – и этот свободный полёт мысли сам собою вызвал из памяти имя крёстного. В наше время крёстные родители не имеют уже того значения, как раньше. И сами они забывают о своих обязанностях, и крестники тоже не помнят о духовных узах. Но некоторые – вот вроде как он, Стас, – хотя бы помнят, кто их крёстный.

Князь Юрий Афанасьевич Юрьев.

Он был дядей мамы Стаса, Елены Эдуардовны, а его именьице на берегу Волги – Иваниши – семья Гроховецких в былые годы использовала как летнюю дачу. Хотя, признаться, место было сырое: речка Иванишка и ручеёк Тьмака да ещё болотце в придачу поставляли комаров в ба-альшом переизбытке.