За следующие месяцы – а Кощей прожил ещё полтора года – Стас выслушал немало историй о том, к каким ужасным последствиям приводит вмешательство в установленный Богом ход событий. Нарушителя, или его жену, или ребёнка, или всех сразу поражает слабоумие, нутряные болезни, ранняя смерть. На них ополчаются все силы зла!

– Если наши ходки богоугодны, – возражал Стас, – ополчаться должны силы добра…

– Кому должны силы добра, нечестивец? – возмущался старик. – Добро, зло… Всё едино суть…

Однажды он рассказал Стасу о ходоке Никодиме Телегине, что родом с Вологды. Никодим сей очень хотел творить добро. Служил при великом хане, подговорил того, чтобы назначил ярлом в русских землях князя Александра. Тот и назначил. А этот Александр, став великим князем, такое жуткое кровопускание на Руси учинил, что страшно вымолвить, – так доброта Никодимова обернулось во зло.

Как-то Никодим был в землях Кощея, и в ходках своих встретились они. Тот поведал о сделанном и рассказал, что с тех пор охотятся за ним злые люди… И они посчитались роднёй, и так сошлось, что этот Никодим Кощею правнук в пятом колене. Ну, ему, Кощею, об этом трудно судить; он тех, кто родится от его внука, знать не может. А что интересно, ни сын его, ни внук в «ходки» не ходят. Не всем Бог радость такую даёт…

Обещал тот Никодим ещё прийти, чтобы встретиться, и не пришёл боле. Видать, настигли его злые люди…

Когда умер Кощей, Стас похоронил его по православному обряду, немного пожил один и, окончательно заскучав, решил выбираться из леса. Но это же тайга непроходимая! Куда идти-то? Дед так и не научил…

Пошёл в ближайшую деревушку в семь дворов, чтобы выспросить, что да как. Выспросил: все передвигаются только по рекам, но, оказывается, за эту землю уж сколько лет воюют московиты с тверяками. И ежели идти на восход или на полудень, обязательно или те, или эти схватят и пошлют в бой. А ежели идти на полночь, там тверяки с новгородцами Торжок делят. Неизвестно ишшо, чем кончится, а тутошние робяты, как ни береглись, на ярманку ходючи, одного таки потеряли. Попался он на глаза новгородским, те ему дубину в руки и погнали воевать; в три дны парня не стало… А им что, им не жалко, он же чужой…

Был конец мая. Вооружился и Стас дубиною и двинулся на закат: реки туда не было, но описанная ему диспозиция не оставляла другого выбора. Шёл месяц без малого – велик лес! Целый громадный мир, и ни одного человека… И лес не страдает от его отсутствия, а, наоборот, если забредёт хоть один – да вот хотя бы Стас, – пытается от него избавиться. То волков напустит, то болото подсунет.