– Я узнал.

– Узнал, – повторил в задумчивости префект претория. – А потом решил вместо того, чтобы передать найденные материалы мне, отправить их в «Акту диурну». Так?

Он думал, что Квинт начнет отпираться, и тогда Икел его уличит, сообщив, что в «Плясунах» разговор Квинта с Лапитом был подслушан и весь – слово в слово – передан префекту. Но Икел ошибся. Квинт не стал ничего отрицать.

– Подобный материал не принадлежит агенту фрументариев или первому префекту претория. Это достояние римского народа. Всех граждан без исключения. Опубликовать мое донесение в «Акте диурне» – единственный способ избежать гнева богов. Боги обожают, когда люди каются в грехах.

Икел слушал арестованного, и чувствовал, как в груди его поднимается волна ярости. Этот подонок даже не понимал, что наделал.

– О чем ты думал, когда принимал это идиотское решение?!

– О благе Рима.

Икел грохнул кулаком по столу. Глиняная кружка, стоящая на краю, подпрыгнула, упала и разбилась, расплескав по каменным плитам остатки воды. Квинт с сожалением глянул на влажное пятно и облизнул пересохшие губы. Он так берег эти пару глотков, зная, что до утра воды ему больше не дадут!

– Ты – подонок, Квинт. Сначала ты был вором и жуликом, и лишь потом сделался моим агентом.

– Я помню. Но разве подонок не может служить Риму?

– Ты не можешь понимать, что такое – благо Рима!

Ненужный получился спор. Мерзавец хорошо владел собой: Квинт знал, что живым ему отсюда не выйти, но делал вид, что ничего особенного не случилось. Квинт сам подписал себе смертный приговор, вообразив, что может служить Риму, не служа при том префекту претория. Корнелий Икел поднялся и шагнул к двери.

– Икел… – окликнул его Квинт. – Езжай сейчас в «Акту диурну». Опубликуй эту записку. Кто знает, может, ты еще успеешь.

– Прежде ты изображал дурака, Квинт. Это была твоя роль. И, надо сказать, ты неплохо справлялся. Но сейчас ты сделался настоящим дурнем. Прощай.

Префект запер дверь изолятора. Придется держать непокорного фрументария в карцере до тех пор, пока Икел сам не расправится с Трионом. А потом Квинта на дороге задавит машина, или кусок мрамора с фронтона упадет на голову фрументарию. Икел уже собирался лично отправиться в караульное помещение и вернуть гвардейца на его пост, как увидел, что навстречу ему бежит преторианец.

«Беда! – подумал Икел. – Случилось что-то непоправимое…»

XIV

Юний Вер, стоя у окна, видел, как трое подошли к дому. Отблески фонарей играли на бронзовых накладных орлах, на стальных шлемах. Он глазам своим не поверил. Преторианцы! Что им здесь надо? Он ожидал ударов в дверь и громогласного возгласа: «Именем императора!» Но было тихо. Один из преторианцев склонился над замком. Щелкнул металлический язык, выходя из паза, и дверь распахнулась.