Парламентер кивнул и поворотил коня.

Вскоре от рядов черноголовых стали отделяться воины — по одному и целыми группами. Они шли в указанное Аландром место, передавая оружие и коней окружившим ложбину воинам-ди. Большинство шицзу сложили оружие. Осталась лишь небольшая кучка воинов, сгрудившаяся вокруг своего предводителя.

Мэн Тянь проиграл эту битву, но не собирался склонять голову перед врагом. Он был высокомерен и самолюбив, Мэн Тянь, лучший из полководцев Цинь, чтобы вот так просто признать превосходство противника, да к тому же варвара. Убедившись, что все те, кто желали сохранить жизнь, ушли, Мэн Тянь взмахнул мечом. Он что-то крикнул воинам, сохранившим преданность своему командиру — что, не расслышали ни Аландр, ни стоявшая подле него Талла — и резким движением полоснул себя по горлу.

Степняки дружно охнули, видя, как обагренный кровью генерал медленно валится на землю. Жеребец дацзяна испуганно взбрыкнул и бросился прочь — по полю, увлекая за собой запутавшееся в поводьях тело.

Но это было лишь начало. Опешившие кочевники с изумлением наблюдали за тем, как несколько сот черноголовых, что отказались сложить оружие, поочередно извлекали мечи, перерезая глотки товарищей или собственные, и вскоре лишь груда тел оставалась на том месте, где еще недавно виднелись ряды воинов.

С мгновение вся гигантская масса кочевников пребывала в оцепенении, котом кто-то издал резкий свист, и всадники дружно устремились к месту побоища, спеша поживиться оружием и имуществом павших.

— Жаль, — промолвил Аландр, на которого смерть неприятелей произвела известное впечатление, хотя Могучему Воину вдруг почудилось, что ему уже прежде приходилось видеть нечто подобное. — Жаль, это и впрямь были хорошие воины.

Всю ночь победители предавали земле тела павших: своих — их оказалось немного — и врагов. С особыми почестями были похоронены дацзян Мэн Тянь и воины, решившие разделить его судьбу. Сам Аландр поднял в их память чашу, хотя и не одобрил подобного выбора: он предпочел бы обрести смерть в бою.

Наутро победители продолжили свой путь на восток — в укрытый за перевалами Гуанчжун, где затаился в своих сетях паук Ши-хуан. Они шли стремительно, несколькими колоннами. Немногочисленные, сохранившие верность владыке Тянься, воины пытались оборонять заставы на перевалах, но варвары и солнцеповязочники обошли их и хлынули на плодородные равнины. Тогда всем стало ясно, что все кончено. Придворные — все эти лехоу, луньхоу, удафу и обычные гуандай и ли — стали поспешно покидать своего повелителя, разбегаясь, подобно крысам, подобно паукам, спешащим покинуть разоренное гнездо. Бежали чиновники, бежала прислуга, бежали те, кого Ши-хуан числил близкими к себе людьми. Бежали все…