Кайф.

Потом приноровился и раскурочил мишень. Стрелять на ста пятидесяти стало не по чему, и я перенес огонь на те самые гильзы. Как ни тужился, ни в одну не попал. Последние три десятка патронов в ленте оказались трассерами, и огненная нитка причудливо выгибаясь, ушла куда-то в сторону от поблескивающих цилиндриков.

Вот честно, никогда не думал, что пули так летают. Мне казалось, они должны идти всегда по прямой от ствола, до того места, куда попадут. А тут, словно из брызгалки плюешься. Законы физики, однако.

Следующий день начался с ревизии выданного нам новичкам имущества. Вчера этим занималась первая и вторая боевые ячейки, а теперь это предстояло нам. Соответственно третьей и четвертой. Те же отправились на стрельбище.

Мною лично занялся Пашка Борзыкин. Ну и нудная же это вещь — примерка военного шмотья, подгонка всяких ремешков и лямок, чистка оружия. Никогда не любил ходить в шмоточные магазины и зависать в примерочных. И чистить железки и что-либо еще тоже. По мне проще выкинуть ботинки и купить новые, чем их чистить.

К концу занятия к каждому подошел и все проконтролировал сам командир ячейки.

После завтрака сюрприз. На три дня уходим на тактические занятия. Все согласовано с миротворцами, поэтому снимать микрочипы не пришлось. Их каждому новичку приладил к плечу с помощью телесного клея местный умелец Саня Хотенко. Его за это еще до нас в шутку стали называть пластическим хирургом. Так и прилепилось к нему прозвище 'Док', хотя к медицине Саша никакого отношения не имел, а настоящих доков в отряде было целых трое. В смысле трое, и все пока целы.

За месяц, проведенный в отряде я сначала похудел (хотя куда еще, казалось бы), потом набрал мышечной массы. В выносливости тоже прибавил, но тягаться с молодыми все равно не мог. Сказались долгие годы прозябания планктоном м московском офисе, и прочая диванная гимнастика. (В смысле — поднял бутылку с пивом, опустил бутылку с пивом.) Поэтому предстоящих тактических занятий ожидал с опаской. Не хотелось, и позориться и подводить свою ячейку. Но страхи мои оказались напрасными. В первых рядах меня, конечно, не было, но нести мое тельце никому не пришлось.

На занятия шли те самые третья и четвертая боевые ячейки. В каждой по шесть новичков и десять старожилов. Среди последних в нашей ячейке, кроме Морды, отца и сына Борзыкиных, Дока, того самого пулеметчика Игоря по прозвищу 'баклажан' и снайпера тезки Миши по прозвищу 'Триплекс', еще четверо парней, с которыми я еще не успел толком познакомиться. Из четверых новичков пообщаться довелось лишь с прикольным бывшим пензенским студентом Стасом Смородиновым. Он, еще ни разу не побывавший в переделке, и не видевший вблизи сметь, постоянно паниковал. Чего-то все время холодно, заболеем, есть будет нечего, воды достать будет негде, и вообще мы все умрем — этим у него заканчивался практически любой разговор, отчего старожилы моментально нарекли его 'паникой'.