— Я так понял, что последние из нас будут покидать осажденный Берлин уже тогда, когда русские танки ворвутся на Александр-плац.

Гиммлер сцепил пальцы рук и долго, с нескрываемым наслаждением, хрустел ими в какой-то безумной круговерти кистей. «И у него тоже нервы сдают», — констатировал Скорцени, не ощущая при этом сладостного чувства мести.

— Но фюрер хотя бы пытался договориться с этим гостем Рейха?

— Безуспешно.

— …Сказать ему, что на самом деле эти его Высшие Неизвестные уже известны нам как закоренелые сволочи?

— У них там совершенно иная логика мышления, иной способ мышления, другие взгляды на происходящее в наши дни в Германии, в России, на нашей планете.

— Потому что они способны предвидеть будущее, а мы — нет.

— Они считают, что то будущее, которое мы себе подготовили зимой сорок первого под Москвой, бросая сотни тысяч своих солдат в сорокаградусные морозы в легких шинельках и хромовых сапогах, — предвидеть было не так уж и трудно. И открыто заявляют об этом фюреру.

— Но ведь фюрер действовал, исходя из их наставлений и благословений.

— Которых никогда не получал. Думаю, что на этом нам следует остановиться, господин рейхсфюрер.

— Боитесь, что завтра нас обоих арестуют как заговорщиков?

— А я — диверсант и предпочитаю действовать в глубоком тылу врага, а не в глубоком тылу рейха.

— Вы — настоящий солдат, Скорцени. Вам не в чем упрекать себя. Тем более, что оба мы принадлежим к черным СС,[105] и нам нечего скрывать друг от друга.

— Понимаю, — обронил Скорцени, делая вид, что с трудом отступает от своего намерения прекратить этот опасный разговор, все больше смахивающий на сговор. Хотя на самом деле все самое тайное уже было сказано.

— Простите за назойливость, Скорцени, однако нам предстоит прояснить еще один очень важный момент. Чтобы потом уже к этой теме не возвращаться. Несмотря на все сказанное вами, Скорцени, мне показалось, что Гитлер все еще верит, что Высшие Неизвестные спасут нас, вручат нам оружие возмездия, что они защитят нас своим библейско-космогоническим покровом.

— Уже не верит.

— Этот вывод может быть поспешным.

— Гость рейха самым жестоким образом лишил его каких-либо иллюзий.

— Значит, все то, что происходило в Рыцарском зале после его беседы с Консулом Внутреннего Мира, тоже было очередным спектаклем, со все теми же вариациями на темы видений имперского медиума?

— Я этих слов не произносил, но по существу…