В дверь кто-то поскрёбся…

Старичок посерел лицом, а Роман сунул руку за отворот пиджака:

— Кого там несёт?

— Деда, это я…

В дверном проёме нарисовался давешний Прохожий, одетый в смирительную рубашку… В комнатушке пахнуло свежим дерьмом…

Там же, чуть позже.

— Шановни пан! Вы должны гордиться… пъять!

— Чем, чем я должен гордиться! Внучка моего единственного, кровиночку, родненького… десять!

— Да ваш внук войдет в анналы истории! Как Херои Крут! Шесть!

— Ой, да слыхивал я про тех героев… девять с половиной…

— От кого? Коммунистычна пропаханда… шесть с половиной!

— Ну, если коммунистической пропагандой, по-вашему, будет заниматься пан полковник Аверкий Гончаренко из 14. Waffen Grenadier Division der SS (Galizische № 1)… девять триста…

— О! Шановни пан знал нашего национального хероя? Хде, когда?! Размовляйте… шесть восемьсот…

— А то, конечно знал… Тогда нам крупно не повезло. В июле 44-го наша дивизия Ваффен СС, укомплектованная галичанами, после стремительной атаки русских танковых частей попала в окружение возле местечка Броды на Западной Украине и была за десять дней боёв намотана на русские гусеницы.

Из одиннадцати тысяч наших хлопцев из котла смогло вырваться около трёх тысяч. Для многих щирых украинцев первое боевое крещение оказалось и последним.

Но пан Гитлер своих не обижал — из-за колоссальных потерь нас переформировали и отправили до конца войны в Восточную Европу подавлять бунты да гонять по лесам партизан. Вот такая, опять-таки, печальная история… но с паном Аверкием я богато поговорил.

Бывало, як массовый расстрел закончим, хлопцы костерок запалят, чудовы писни спивають, а пан Аверкий соберёт нас в коло, да и рассказывает побывальщины… Так и про Круты рассказал… девять сто…

— Шо ж вин размовлял? Шесть девятьсот…

— А то, что Сичови Стрэльци, усусы, из бывших военнопленных австро-венгерской армии, были главной ударной силой «героев Крут». Потом к куреню присоединился отряд, состоявший из ста двадцати совершенно недееспособных[92] киевских гимназистов и студентов, которым Центральная Рада лапши на уши навесила и просто, тупо послала их на убой. Девять!

— Так уж и на убой? Семь!