Глава 6 Послушник

Глава 6

Послушник

[1600–1601 гг.]

Димитрия я укрыл надежно, восемь лет о нем не было ни слуху ни духу. Конечно, для мира, сам-то я никогда не выпускал его из-под своего присмотра. И многие меры предосторожности принимал. Первейшей из них было то, что я не позволял Димитрию долго на одном месте засиживаться, где-то раз в год переводил его из монастыря в монастырь. При этом думал не только о безопасности внука моего, но и о его образовании, разузнавал, в каком монастыре есть старцы, отмеченные равно благочестивым поведением и книжной мудростью, под их начало и отдавал Димитрия. И совершал все это под предлогом богомолья. Нехорошо сказал. Видит Бог, я действительно отправлялся на богомолье в святые монастыри, а заодно перевозил Димитрия из обители в обитель.

Это были счастливейшие недели моей тогдашней жизни. Находился я с Димитрием почти безотлучно и не упускал случая поделиться с ним собственными знаниями, ведь монастырское образование, при всех его несомненных достоинствах, как бы это сказать, несколько однобоко, к примеру истории и величию нашего рода старцы уделяли явно недостаточное внимание. То же относится и к разного рода телесным упражнениям. Тут я без зазрения совести пользовался своим высоким положением, а также тем, что Димитрий не принял пока постриг и находился в искусе. Я и искушал, сразу после заутрени садились мы на коней и до самой обедни объезжали окрестности, останавливаясь иногда, чтобы поупражняться в бое рукопашном, в стрельбе из лука или пищали. А уж во время переезда из монастыря в монастырь, свободные от строгости устава, мы позволяли себе даже поохотиться, для этого я избирал поместья людей, хорошо мне знакомых и верных, а главное — неболтливых и от московских интриг далеких. И хотя не пристрастен я был к этим забавам, но предавался им, как необходимым для воспитания царственного отрока, а глядя на радость и задор Димитрия, и сам увлекался.

Как меня Димитрий величал? Как и все — князем светлым. Вопрос о родственной связи между нами мы оба как-то обходили, то есть я об этом речь не заводил, а Димитрий не спрашивал, чем, честно говоря, меня немного обижал. Не мог он об этом не размышлять, он ведь был на удивление сообразительным ребенком, но с расспросами не лез — скрытность превозобладала над детским любопытством, и с годами эта его черта, несомненно царственная, все усиливалась. О сколько хлопот и забот она мне принесла! Первый и важнейший вопрос — что Димитрий из детства своего помнит? Ведь не пеленочником неразумным его из Углича увезли! Та горячка давняя память его сильно притушила, как я рассказывал, очнувшись, Димитрий меня не признал и дальше о жизни нашей совместной никогда не вспоминал. Тогда он, конечно, не притворялся, мал еще был для этого и слаб. А вот дальше?! Память, даже утерянная, всегда возвращается, я это сколько раз в жизни наблюдал, с другой стороны, детская память коротка и быстро истирается. Вот и получается: одна линия вверх идет, другая вниз, что из их сложения выйдет, так сразу и не предскажешь, эта задачка под силу только геометру великому. Но память ту утерянную бывает легко воскресить, достаточно человека доставить в места, ему знакомые, иногда даже запаха хватает, как мне например. Тут как молния в глазах человека сверкает и всю картину, давнюю и, казалось, навеки позабытую, высвечивает. Со словами сложнее. Есть всегда слово заветное, которое, подобно ключу, кладовые памяти открывает, но на такое слово разве что случайно наткнуться можно. Поэтому память давнюю пытаются воскресить рассказами долгими о жизни прежней, но тут никогда не угадаешь, что человек сам вспомнил, а что из рассказов тех подхватил. Быть может, это и с Димитрием случилось, но уже много позже.