В полном молчании, гоняя свои мыслишки, я просидел около минуты. Сам себе задал порядка двадцати вопросов. Сам же на них ответил и, определившись, готов я к делу или нет, ответил на вопрос полковника:

  - Я согласен, Троян. Только...

  - Что только?

  - Надо меня от бати прикрыть.

  - Ну, это не проблема. Для всех, ты отправишься в Царицын. Временная командировка от Тайной Канцелярии. А на деле, с парой моих лучших проводников, которые ни о чем знать не будут, на Москву двинешь.

  - Когда я отправляюсь, и сколько времени мне отводится на исполнение задачи?

  - Отправляешься через три дня, Петра необходимо уничтожить до первых чисел мая, так что у тебя имеется четыре месяца.

  - Нормально.

  - Вот и хорошо, - Лоскут встал, я следом, и он проводил меня к дверям. - Завтра все подробней обговорим, а пока отдыхай, когда еще доведется.

  Полковник, уперев худые и морщинистые руки в косяк, остался стоять в открытых дверях своего кабинета, а я покинул канцелярию и вышел на соборную площадь. Задача передо мной поставлена серьезная, но я не колебался и не смущался, знал, что она выполнима, и чуял, что в любом случае, вернусь в столицу Войска Донского.

Россия. Москва. 25.02.1709.

Россия. Москва. 25.02.1709.

  Царевич Алексей лежал на своей кровати, его глаза невидяще смотрели в темный потолок, на котором плясали отблески нескольких свечей, а губы повторяли одну и ту же фразу:

  - Господи за что... Господи за что... Господи за что...

  В этот момент он и сам не понимал, что говорит, просто, как мантру шептал привычные с детства слова, которые не давали ему сорваться в пропасть безумия, и мысли его вернулись в прошлое, в то время, когда его отец, самодержец всероссийский Петр Первый еще был жив.

  На удивление мягкая московская осень. Полки царя Петра входили в Москву. Стройные шеренги, под барабанный бой, печатали свой шаг и над русскими воинами развевались славные боевые знамена, многие из которых были пробиты пулями, попятнаны картечью и политы человеческой кровью. Возвращение царя с армией в столицу проходило с большой помпой, и толпы радостного московского люда сошлись встретить своих соотечественников. Раздавались веселые выкрики, на улицах ставили бочки с вином, и этот день должен был надолго запомниться горожанам.

  Однако царевич Алексей, который стоял в окружении знатных российских вельмож и западных резидентов, наблюдающих за торжественным прохождением войск, хмурился и был невесел. Он смотрел на трофеи и пленных шведов, и хотел, как все простые люди, радоваться славной победе русского оружия. Но он слышал разговор послов, пристроившихся рядом с ним и переговаривающихся на немецком языке, и от их речей, царевич в бешенстве закусывал свои тонкие бледные губы и сжимал побелевшие кулаки.