Ромка проскользнул внутрь и прикрыл за собой дверь. Поискал ушки, в которые можно было бы продеть копье, но не нашел. Прислонил древко к стене и стал отряхивать рукава, ожидая, пока глаза привыкнут к царящему вокруг полумраку. В хранилище не было ни одной жаровни, а свет проникал сквозь узкое оконце, выбитое над самым входом.
Площадку сотряс новый залп.
Кое-какие детали огромной рукотворной пещеры ему разглядеть удалось, но ее пределы терялись во тьме. Ромке сделалось нехорошо. Он стоял у устья широкого и длинного зала, исток которого терялся где-то за плавным изгибом уходящего вниз пола. Сколь хватало глаз вдоль стен тянулись грубо сколоченные стеллажи в три полки, доверху заполненные картузами с порохом. Кучей были навалены фигурно обработанные доски, по всему видать, заготовки для будущих лафетов. Глаз различал и несколько плетеных корзин с каменными ядрами.
Господи, да если это хозяйство подорвать… Ему представились рушащиеся стены, лопающиеся, как переспелые гороховые стручки, башни, исчезающие в огненном смерче деревянные дома, сгорающие заживо люди. Стоп, оборвал он сам себя, поняв, что еще немного, и он не сможет своей рукой погрузить город в огненный хаос. А это нужно сделать. Во имя артиллеристов, голых и закопченных, обливающих смесью воды и уксуса раскалившиеся стволы. Во имя солдат, наводящих арбалеты на клубы пыли. Во имя капитанов, за время похода ставших ему как братья. Во имя Кортеса и Мирослава, заменивших ему отца. Во имя памяти отца, заживо сгоревшего в махине-башне совсем недалеко отсюда. Воспоминание о смерти отца придало молодому человеку сил и решимости.
Пещеру сотрясла еще одна канонада. Острой царапающей крошкой осыпались с потолка зернышки кальцита. Сколько их уже было, этих залпов? Десять, двадцать. Ромка потерял счет. Но запас пороха и ядер на кораблях небезграничен. Еще десять выстрелов, и кончится припас. Надо торопиться. Собрав в одно всю свою резвость, Ромка побежал в дальний конец склада. Снял с полки один из пороховых картузов. Покрутил в руках задумчиво. Отросшим ногтем проковырял в нем дырочку, подождал, пока на пол насыплется приличная горка, долженствующая обеспечить первый запальный взрыв, от которого пойдут рваться картузы, и побежал обратно. К выходу. Тонкая дорожка черного пороха из дыры зазмеилась следом.
Словно приветствуя его приближение, испанское ядро врезалось в ворота, снеся одну из створок и обдав лицо кислой вонью разогретого металла. Он замер на секунду ни жив ни мертв, гадая, не воспламенится ли порох. Слава богу, нет. Выскочил во двор. Ему предстала картина страшного разрушения. Мешиков, по крайней мере живых или способных передвигаться, видно не было. Кто смог, убежали, кто не смог, лежали густо замешанными в серо-коричневую, курящуюся вонючим дымком массу. Словно железная метла прошлась по огромному двору. Пробив бреши в стене, испанцы смогли стрелять картечью прицельно, а не навесом.