автобанам, пристроив сзади белокурую соплюшку. А наведывался к старикам.

Хотя и мотался, и гонял, и соплюшки присутствовали. Но ведь и наведывался. Одно

другому не мешает. Мы же знаем...

Правнук вел себя совершенно по-русски. Врывался в дом без предварительного, за

неделю, созвона с договоренностями, влетал без звонка и стука, бросал: "Здорово,

дедуля!" и проводил час, два или три, налегая на бабушкины оладьи с магазинной

сметаной. И сколько гостил, по-немецки ни слова. Знал, что прадед этого не любит.

Сегодня собрались все. Приехал сын с женой, ставшей солидной матроной, дочь, обе

внучки, Ирина Сергеевна с мужем, а Оленька без своего хахаля, зато с маленьким Геной.

И Федька, конечно, как без этого оболтуса-то!

Отсутствию внучатого зятя Степан Андреевич не расстроился. С самого первого

знакомства, чванливый немец стоял поперек горла. А когда всплыло, что дед Генриха

служил в СС и погиб на "Восточном фронте", отношения испортились окончательно. Муж

Ольги к русским относился нормально, но дедом искренне гордился. А Степан Андреевич

эсэсовцев ненавидел. Кто-то из таких убил Андрея Брусникина. Мог бы стрелять и в

Степана, но того по малолетству на войну не взяли. А потому старик Генриха терпеть не

мог. Да тот и сам не стремился к налаживанию мостов к угрюмому старику. Даже сегодня,

на восьмидесятилетие, не приехал. И слава богу!

Стол накрыли по-русски, с винегретом и оливье, с отдельной подачей горячего. И

пили сегодня только водку, из уважения к юбиляру, хотя Сергей и морщился украдкой.