— А конвой где?

— Отстал по дороге.

— Ха! — выдал краснорожий страж и скрылся в будке.

Конь, которого я позаимствовал у покойного полицеймейстера, переступал с ноги на ногу и фыркал. Хотя это животное и служило в полиции, но, похоже, не одобряло моего намерения добровольно явиться на каторгу.

Стражник вернулся с товарищем. Таким же краснорожим, а к тому же еще и невероятно толстым. Его глаза заплыли, отчего физиономия имела сходство со свиным рылом. Мундир сходился на животе с такой натугой, что собеседник рисковал быть расстрелянным медными пуговицами. В правой руке он держал кусок хлебного багета, из которого торчал колбасный огрызок. Он смотрел на меня поросячьими глазками и размеренно двигал челюстями. Проглотив, процедил сквозь зубы:

— Юродивый, что ли? На юродивого не похож!

— Да не юродивый я. Вот сопроводительные документы. — Я протянул ему пакет. — Меня приговорили к каторге. К трем годам. Прибыл для отбывания наказания.

Свиное Рыло не шелохнулось, но повысило голос:

— Ты мне бумажками своими не тычь! Где твой конвой?

— Я уже объяснял. Конвоиры отстали в пути.

По Свиному Рылу покатился каплями пот. Жара стояла нестерпимая. Еще бы! В нескольких шагах от нас протекала Зюденфлюс. Я находился у канатной переправы. Отсюда приговоренных преступников в подвесных гондолах переправляли на другой берег.

— Вот недоумок! Вали-ка отсюда подобру-поздорову!

— Помилуйте, милостивый государь! Я государственный преступник, явился…

— Заткнись, недоумок!

Свиное Рыло налилось кровью. Стражник едва сдерживался, чтобы не наброситься на меня с кулаками.

— Да вы бумаги-то посмотрите, — пробормотал я.

И сам на себя подивился: терплю оскорбления от какого-то быдла! В былое время надавал бы ему по мордасам!

— Что мне их смотреть?! — пробурчал Свиное Рыло. — Мне подписи нужны — «принял-сдал». А тут кто мне распишется? И кто бумаги с моей подписью отвезет в суд, а? Или ты, недоумок, думаешь, что я их сам повезу твоему пану Марушевичу?

— Ну, можно со следующим конвоем передать…

— А ты мне не нукай!