Возница оглянулся:

– Кто ж вас не знает, пан Жегор! Все знают, и уважают все – за нрав ваш и к простому человеку снисходительность.

– Так у нас тут вроде бы все простые…

Пан Добружа гостеприимно распахнул дверь, словно сам и был хозяином этого заведения, несколько запущенного снаружи, но вполне уютного внутри.

– А вот и она – чаша! – усаживаясь за длинный стол, возница кивнул на висевший над столом щит с изображением чаши – символа провозглашенной профессором Гусом борьбы мирян за равноправие с клиром. – Аннушка, пива нам принеси.

Ах, вон оно что – Аннушка! Князь с интересом посмотрел на осанистую женщину с крепкими руками и арбузной грудью, принесшую для дорогих гостей аж четыре кружки пива зараз.

– Угощайтесь, милые паны. Ах, пан Добружа, как же я рада вас видеть! Подождите, сейчас еще сыру и кнедликов принесу.

– Она вдова, – покрутив усы, пояснил возница. – Хозяйка всего здесь.

– Вот как, хозяйка? А ведь славный пан Свободек говорил, что все имущество должно быть общим. А Аннушка, вишь ты – хозяйка!

– Пан Свободек много чего говорит, – ухмыльнулся новый знакомец. – И вовсе никакой он не славный. И вы, пан Жегор, нисколько его не уважаете – я давно заметил. Не так?

– Пусть так. – Вожников быстро кивнул и, подняв пенную кружку, улыбнулся как можно шире: – Ну, за знакомство, славный пан Добружа!

По две кружки – это, конечно, только для начала, всего же за вечер приятели выхлебали дюжину на двоих. Можно было бы и больше, да пан Жегор сослался на неотложные дела. О, хитрый князь пил сегодня не зря. Во-вторых – пиво оказалось необыкновенно ароматным и вкусным, ну, а во-первых – Егор много чего узнал.

Как он и предполагал, пан Свободек знал и грамоту, и риторику, и вообще все семь свободных искусств, значит, несомненно, учился в университете, быть может, даже в Праге. Доучился или нет, князь не выяснил, да это было не столь уж и важно, зато Егор враз угадал факультет – да, собственно, нечего и угадывать было. Во всех средневековых факультетах имелось всего по три факультета – богословско-философский, юридический и медицинский. Юридическими терминами пан Свободек отнюдь не блистал, медицинскими – тоже, так что оставалось одно: богослов и философ. Если не выгнали – то магистр, если выгнали… или сам по каким-то причинам ушел…

А еще «замполит» нежно любил свою дочь, оставшуюся на попечении двоюродной тетки где-то в Домажлице, городке на западе Богемии, и часто писал ей письма, передаваемые с малейшей оказией – с купцами, паломниками, студентами и прочим бродячим людом.

«Надо же! – удивился Егор. – Он еще и дочку любит, а я-то думал, что только партию, в смысле – идейное учение таборитов».