— Слышала такое? Это о нём.
— А у нас его церковь канонизировала.
— Знаю. Козлы в рясах. И потом, Лен, даже если бы ты была права, всё равно убили не хорошего человека Николая Александровича Романова, а убили последнего русского императора Николая II. И каким он был в жизни человеком — неважно. Убивали не человека, а императора.
— По-твоему, это справедливо?
— Да. Это издержки профессии, у царя работа такая опасная. Корону вообще обычно снимают вместе с головой. Абсолютная монархия. Бесконечная власть подразумевает и бесконечную ответственность.
— А его дети?
— Наследники.
— Даже девчонки?
— У нас были императрицы-женщины, напомнить? Нет, правильно их всех убили.
— Всё равно жалко их.
— Жалко у пчёлки. Нечего этих кровососов поганых жалеть. Вот простых людей, которых в Гражданскую просто тьма погибла, вот тех жалко. Даже белых, если честно?
— Белых?
— Белых. Ну, я рядовых бойцов в виду имею, не Деникина с Корниловым, конечно, и не помещиков толстопузых. Которые настоящие угнетатели, которые помещики и капиталисты, так те мигом по Парижам да по Лондонам порскнули, воевали-то не они. Воевали за белых простые люди… А простые, рядовые бойцы, они все обмануты были. И тоже за Родину воевали, пока не поняли, на чьей стороне правда. Вон, того же Верещагина взять. Вот такие, как он, как раз в штыковые атаки и ходили. У нас потому и война такая напряжённая была, что мы сами с собой воевали. Верещагин воевал против Сухова, Сухов против Верещагина, но при этом оба они — за Родину. Оба, одновременно. А не как у вас.
— Чего у нас?
— Я про вашу клоунскую революцию 91-го года говорю. Я про неё ещё в самый первый день прочитал, так интересно было. И потом ещё читал много. Я, Лен, сейчас про август 91-го, наверное, больше знаю, чем про октябрь 17-го. Всё же, что ни говори, но в Интернете искать и читать куда как удобнее, чем в учебнике или просто в какой бумажной книжке.
— У нас в 91-м гражданская война зато не случилась.
— Так и я про то. А почему не случилось гражданской войны?
— Эээ… Люди поумнели?
— Угу, а у нас все дураки были и прямо всю жизнь до этого мечтали соседей перерезать.
— А почему тогда?