Северная Добровольческая армия захватила Сестрорецк. Петроград объявлен на осадном положении…
Ничтожное по космическим меркам пространство, занятое Петроградом и окрестностями, было необозримо для человека. «Красный Питер», попавший в осаду, корёжило и рвало на части. Невидимая глазом межа бороздила души, резала по живому, пластая на красное и белое. Чёрная аура трепетала над градом Петровым — люди осатанело, остервенело бились друг против друга, отринув заповеди Божьи во имя бесовских идей.
…В начале Петергофского шоссе замелькали человеческие фигурки — это пошли в атаку матросы-балтийцы. Ординарец Троцкого Козлов, подмосковный крестьянин, из бывших солдат, суетился в строю и орал в спину наступающим:
— Не робей, ребята, товарищ Троцкий вас ведёт!..
— Батарее-ея! — вострубил могутный Клигер. — Пли!
— Прицел сто три, трубка сто десять… Огонь!
Защитного цвета автомобиль Предреввоенсовета грузно закачался на ухабах — Лев Давидович лично пожаловал на позиции.
Угловатые формы бронепоезда вдали, выезжавшего из ворот Путиловского завода, никого не испугали.
— Наводим, наводим! — заорал Клигер. — По бепо…
Но бепо оказался быстрее — залп шестидюймовок с его бронеплощадок был страшен. Огненные смерчи взрывов смешали батарею с подмёрзшей землёю, подкинули над шоссе и рассеяли…
…Адмирал Григорович, командир линкора «Гангут», флагмана эскадры, подозвал «флажка»[178] и велел передать в Кронштадт свой ультиматум:
— «Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и к корме и закреплены по-походному. Скорость десять узлов». Передайте это немедленно, Володя.
Молоденький флаг-офицер щёлкнул каблуками и выпалил:
— Слушаю, ваше высокопревосходительство!
Генерал Марков, допущенный на мостик, негромко заметил:
— Большевики могут и не внять, Иван Константинович.
— А мы их вразумим, — усмехнулся адмирал и резко скомандовал: — К бою — товсь!
Форты Кронштадта ясно вырисовывались в морозном воздухе, над чёрной рябью вод Финского залива, уже подмерзавших у берегов.