– Почему? – оживился полковник. – У нас есть хоть один шанс?

Кердыев покраснел и выпалил:

– Уничтожим все документы! Сделаем так, что его у нас вообще не было!

– Фантаст! Документы – да, но он же придет в себя, и расскажет все, что вспомнит!

– Физическое устранение.

– Что?

– Физическое устранение. Тело – в крематорий.

Рашин вскочил и принялся мерить шагами кабинет. Пару раз он поднимал взгляд на подчиненного и сокрушенно качал головой. Наконец, бросился обратно в кресло, наклонился к майору через стол и сказал почти шепотом:

– Свидетелей – до фига.

– Ничего подобного. Опасны только срочник Уткин, дежурный по блоку, и два срочника, которые вбегали по вызову, когда малыш Степанцова мутузил. Всех троих – сегодня же переводом на Дальний Восток. Лейтенанты Савельев, Стручков, Лукин и доктор Малышев сами участвовали в применении препарата – ребята мальчишку привязывали, а Малышев колол.

– Да у Малышева столько за душой – он и так рот не откроет. Остается Рядко.

– И ваш секретарь.

– Не смеши. Потому он и мой секретарь, что умеет держать язык за зубами. А с Рядко справимся.

– Как? Парень настолько выслужиться хочет, что сдаст кого угодно когда угодно кому угодно.

– А мы ему и поручим – привести приговор в исполнение. Скажем, сверху указание дано. Срочно. А чтоб веселее получилось – пообещаем сразу через звезду перескочить.

– Из лейтенанта – в капитаны? – с недоверием спросил майор.

– Угу. Лично займусь.

– Тогда – вот вам и надежный человек в вашу команду. Правда, остаются бесконтрольные кухарка, дежурные, водители, что везли его из аэропорта. Ну и спецкоманда, что будет труп жечь.

– Офонарел? Кто запрос до кухарок доводить будет? Это уж мне позволь решать. А у спецкоманды такая подписка о неразглашении, что им и членам Политбюро не разрешено ничего рассказывать.

– Прикажете приступить?