Все трое, как один, повернули головы. Из-за кустов, росших на мысу, слева, медленно и величаво выплывали мачты. Пока виднелись только лишь брамсели да стеньги, но, судя по количеству мачт — три, — это было какое-то большое судно, куда больше двухмачтовой «Эсмеральды», быть может, даже военный фрегат!

— На корме английский флаг! — свесившись вниз, бойко доложила Аньеза. — А на мачтах… Ой! Да вы сами видите.

Вот то-то, что «ой»! Теперь-то наконец и Громов, и все остальные смогли рассмотреть полосатые красно-желтые вымпелы…

— Каталонцы! — радостно осклабился боцман. — Наши!

— Подождите радоваться, Гильермо!

Шкипер, однако, оставался хмурым, пристально вглядываясь в оснастку чужого корабля… А вот поднял голову и крикнул:

— Эй, марсовый! Какого цвета корпус судна? Случайно не красный?

— Именно так, — всмотревшись, отозвалась девчонка. — Красный, сеньор!

— Тысяча дьяволов!!!

Теперь и с лица боцмана быстро сползла улыбка, едва только из-за мыса показался наконец весь корабль — очень красивый, изящный, мощный… с выкрашенными в яркий красный цвет деками и кормой.

— «Барон Рохо»! — сквозь зубы прошептал шкипер. — Вот так встреча…

— Две дюжины пушек с каждого борта, — напряженно всматриваясь в борта зловещего судна, вторил своему приятелю боцман. — Да не наши двенадцатифунтовочки — те больше будут, двадцать четыре фунта! Слишком близко подошел… достаточно одного плевка. Что будем делать, сеньор капитан? Пока не поздно, сдаваться?

— Ну зачем же сдаваться? Мы ведь им не враги.

Громов пожал плечами, повязывая поверх камзола изящный светло-зеленый галстук, — молодой человек уже успел одеться, как на парад — в кафтане и нитяных чулках, при шпаге, с пижонской тростью в руках.

— Не враги, — согласился шкипер. — Только вот знают ли они об этом. И — самое главное — захотят ли знать?

А «Красный Барон» уже бросал якорь рядом, грозно таращась пушками из открытых портов. Видно было, как на корме какой-то человек в синем кафтане приложил к глазу подзорную трубу. Впрочем, что тут было разглядывать — между судами оставалось всего-то с полсотни шагов.

— Давид и Голиаф, — мрачно пошутил Альфонсо Хименес. — Только, увы, нам с этим Голиафом при любом раскладе не справиться.

Улыбаясь как можно шире, Андрей слегка поклонился в сторону высокой, покрытой позолоченным узорочьем кормы чужака и, махнув треуголкой, громко, по-английски, сказал:

— Рад приветствовать вас, господа, на краю света!

— Кто такие? — передав подзорную трубу проворно подбежавшему мальчишке-юнге, не очень-то любезно осведомился… похоже, что капитан.