— Вы слышали, доктор: решение принималось на самом высоком уровне. Остальные выполняли приказы. Оправдание весьма сомнительное, но невыполнение приказа чревато. Оставим пока этическую сторону дела, я не священник и не философ, чтобы морализаторствовать. Вопрос один: что дальше?

— Дальше?.. Господин Аппель, вы не торопитесь? Давайте прогуляемся на свежем воздухе.

Я повернул с бетона, идущего вдоль берега шоссе Хафель, на грунтовый проселок, упирающийся в небольшой пляж Куххорн, куда обычно отправлялся с семьей на пикники в теплое время года. Конец октября, сейчас там, скорее всего, пустынно.

— Будто и войны никакой нет, — сказал Юлиус Аппель. Автомобиль мы оставили у въезда на пляж, сами медленно пошли к берегу. — Только небо, вода, лес и абсолютная тишина. Не подумаешь, что где-то под Сталинградом в эту минуту гарь, грохот и пламя…

— Мой родной брат там, — заметил я. — Пишет редко, в основном матери. Полагает, я слишком занят, чтобы читать письма. У вас кто-нибудь из родственников служит в действующей армии?

— Как у всех, доктор. Племянник в Африканском корпусе, Шестьсот шестой зенитный батальон. А брат жены погиб еще во Франции, под Камбрэ, в сороковом — глупейшая смерть, парадоксальная. Убило обломком вражеского истребителя, развалившегося в воздухе. Стой в шаге правее, ничего бы не случилось, а тут — надо ведь такому случиться, — с ясных небес прилетает исковерканный кусок железа.

— Сочувствую, — сказал я, чувствуя фальшь в собственном голосе. — Скажите… То, что мы сейчас делаем, это правильно?

— Правильно, — ровно сказал Аппель. — Другого выхода нет и быть не может. Хотели услышать мое откровенное мнение, поэтому мы уединенно любуемся видами Ванзее? Отвечу: государство в настоящий момент не способно к выполнению поставленных перед ним задач. Эффективность отрицательная, правящая верхушка не способна к изменениям в лучшую сторону, зациклена на идеологии, и проявлений гибкости ожидать от нее не приходится. Половинчатые меры не спасут. Убирать надо всех, причастных к… Предыдущему периоду.

— Меня? Вас? Мы более чем причастны.

— Не преувеличивайте. Элита формировалась без нас, мы здесь люди случайные. Обергруппенфюрер Гейдрих представляет элиту, но отторгнут ею, поскольку en masse это люди недалекие, корыстные и малообразованные. Посредственности. Гейдрих на их фоне слишком выделяется. Как и вы, заметим. Поэтому я и упомянул об опасности половинчатых мер. Следует устранить причину. Того, кто окружает себя посредственностями, дабы бриллиант гения сиял как можно ярче.