"Рассказывают, что он первым во всеоружии вступил на азийскую землю. Придя в Илион, он свершил жертву Афине Илионской, поднес ей и повесил в храме полное вооружение, а взамен его взял кое-что из священного оружия, сохранившегося еще от Троянской воины. Он возложил венки на могилу Ахилла, а Гефестион, говорят, на могилу Патрокла. Рассказывают, что Александр провозгласил Ахилла счастливцем, потому что о славе его возвестил на будущие времена такой поэт, как Гомер. Царь, действительно, имел право завидовать в этом Ахиллу – никто не рассказал человечеству о деяниях Александра достойным образом. О нем не написано ни прозой, ни в стихах, его не воспели в песнях. О делах Александра знают гораздо меньше, чем о самых незначительных событиях древности".
Историк задумался. Искупительные жертвы, венки, возлияния. Величественной театральной позой врага не повергнешь. Кричи громче всех: "Боги вручают мне Азию!" – но спрыгнешь на берег с борта корабля, и ты... нет, не Ахилл. Протесилай первым из ахейцев ступил на берег древней Трои. И первым же пал. Почему в то время, когда все так азартно играли в эту безумную свору ахиллов и агамемнонов, полубогов, богов на четверть, на восьмую, никто не вспомнил Протесилая?
Театр... Театру хорошо разместиться в уютной ложбине меж холмов с округлыми склонами, образующими кратер, чтобы голоса актеров легко долетали до самых верхних скамей. Вот там следует играть в Ахилла, а никак не на виду у вражеского войска.
Бледная желтизна папируса быстро покрывалась чернильной вязью.
"Мне думается, царь, что хорошо было бы в данной обстановке стать нам, как мы есть, лагерем на этом берегу реки. Я не думаю, чтобы враг, у которого пехота значительно уступает нашей, осмелился расположиться вблизи от нас; тем самым он даст нашему войску возможность легко переправиться на рассвете. И мы перейдем раньше, чем они успеют построиться. Теперь же, по-моему, опасно приступать к этому делу, нельзя ведь вести войско через реку вытянутым строем: видно, как тут много глубоких мест, а сами берега, – ты видишь, как они высоки и обрывисты".
"Мне думается, царь, что хорошо было бы в данной обстановке стать нам, как мы есть, лагерем на этом берегу реки. Я не думаю, чтобы враг, у которого пехота значительно уступает нашей, осмелился расположиться вблизи от нас; тем самым он даст нашему войску возможность легко переправиться на рассвете. И мы перейдем раньше, чем они успеют построиться. Теперь же, по-моему, опасно приступать к этому делу, нельзя ведь вести войско через реку вытянутым строем: видно, как тут много глубоких мест, а сами берега, – ты видишь, как они высоки и обрывисты".