На палец, даже мизинец, оно не налезало. Пришлось положить его в карман куртки. Шешель не мог не то что любоваться им, но и пощупать до тех пор, пока они не подъехали к церкви, располагавшейся в двух кварталах от ювелирного.

На ступеньках, подогнув под себя грязное рваное одеяло, спал нищий. Он не проснулся, даже когда Шешель бросил в шапку, которую нищий положил возле лица, монетку. Она не звякнула. Значит, в шапке оказалась первой, а может, просто не попала по другим монеткам.

Двери церкви были закрыты. Шешель легонько заколотил в них. Дерево отзывалось глухо, точно не хотело просыпаться. Нищий заворочался, что‑то промычал, то ли во сне, то ли уже начиная пробуждаться, переменил позу, перевернувшись на другой бок, а потом, когда Шешель, уже не таясь, посильнее ударил по двери и крикнул в щель между досками: «откройте, пожалуйста», нищий сел, стал протирать пальцами слипающиеся веки.

– Чего шумите? Перепугаете всех, – недовольно сказал он, уставившись на Шешеля, потом на стоящую за ним Спасаломскую, – вам, может, помощь нужна? – тут же переменился он в тоне.

– Да, нужна, – сказал Шешель, продолжая сокрушать дверь.

Нищий разглядел невесть откуда взявшуюся у него в шапке монетку. С небес, что ли, упала? Но разгадка была более приземленной. Он догадался, откуда эта монетка.

Чуть отвлекшись, Шешель и не заметил, что дверь начинает поддаваться, но он не смотрел на нее и занес кулак для очередного удара, и если бы не повернул вовремя голову, то угодил бы прямо по лицу священника. Тот щурился, и отпрянуть точно не успел бы он.

– Что вы шумите? – недовольно спросил он, покосившись вначале на Шешеля, который остановил кулак в нескольких сантиметрах от его лица.

Шешель кулак отдернул, разжал и пробовал изобразить какой‑нибудь приветливый жест, а на лице улыбку, но священник в конце концов перевел взгляд на нищего, словно у него хотел получить ответ на интересующий его вопрос.

– Мы хотим обвенчаться, – сказала до сей поры ничем не проявившая себя Спасаломская.

– Не могли бы вы прийти утром, – сказал священник, нехотя отводя взгляд от нищего на голос, но как только он увидел Спасаломскую, то замолчал, удержал в себе остаток фразы. – Проходите, – посторонился, пропуская Спасаломскую и Шешеля, и добавил после небольшой паузы, обращаясь к нищему, – и ты тоже.

«Да, да, как можно тянуть с этим», – шептал он себе под нос, закрывая дверь, чтобы свет с улицы, сочащийся из посаженных вдоль мостовой фонарей, не мешал ему, не смешивался с огнем, танцующим на кончиках свечей, и чтобы внутрь церкви не врывался суетный вечер. Или он только думал так, ничего не произнося вслух.