— А хоть бы и разбойники! — разгорячился поручик Денисов, самый молодой из присутствующих. Сколько ему было лет я не знаю, но его розовые щеки были покрыты гусиным пушком. А жидкие черные усики подстригать видимо ещё ни разу не приходилось.

— Что плохого в том, чтобы веселится? Ведь человек никогда не знает когда умрет.

Почему бы не прожить эту жизнь весело! Балы и прекрасные женщины! — вопросил он задирая мрачного капитана.

— Почему это не знает? — зловеще усмехнулся Фигнер. Он смотрел на пламя костра, опустив голову и от этого надбровные дуги бросали густую тень на глаза. Глаз не было видно. Черные провалы глазниц и глубокая складка у рта придавали ему вид зловещий и мистический.

— Я знаю.

— как?

— Вы шутите?

Всполошились окружающие. Надо признаться, что сие заявление Фигнера меня тоже заинтересовало. Хотя в глубине души я просто счел его фаталистом.

— Вы намекаете капитан на ближайшее сражение? — словно читая мои мысли, произнес Бургомистров искоса посматривая на своего командира.

— Да нет. За свою жизнь в предстоящей баталии я нисколько не волнуюсь.

— Полноте, Владимир Германович!

— Вы нас интригуете!

— Дело в том, что в девятом году я был в Париже. И там в компании с молодыми нашими повесами. Фамилии называть не буду. Навестил мадмуазель Ленорман.

— Ту самую? — восхитился наш юноша, — Ту, что в молодом Бонапарте признала императора?

— Ту самую, — кивнул усмехаясь капитан.

— И что? Что она вам предсказала?

Молодой поручик просто дрожал от нетерпения, да и остальные признаться оживились чрезмерно.

— А сказала она мне, что умру я в своем доме и на своей постели.

— Ну-у-у! — разочаровано протянул Воронин, — Такая планида почитай каждому предрешена, кто голову не сложит.

— Так и я про то! — рассмеялся Фигнер, — Значит умереть на поле брани мне как раз и не грозит!