Правда, к тому времени черепаха уже была съедена, а рыбу он так и не научился ловить. Да и чем? Руками?

На острове не росло ничего крупнее жёсткой невкусной травы, и сделать острогу не получалось…

…Фон Горн застонал — опять солнце продвинулось по небу, скоро оно зависнет в зените, и тени не останется вовсе.

Рано утром он «подоил» рваную сорочку, сделал два глотка мутной тёплой жидкости и повязал мокрую тряпку на голову.

Тряпка, то бишь сорочка, давно уж высохла и никакой приятности не доставляла.

Может, обойти остров, поискать, вдруг чего принесло море? Сил нет…

За весь вчерашний день он не встретил ни единой ящерицы. Неужели он съел их всех?

А змейки? Эти противные, извивающиеся змейки? Где они?

Ругаясь шёпотом, Альберт встал на четвереньки, потом взгромоздился на колени и поднялся, держась за скалу.

Его качнуло, а в ушах зазвенело.

Ещё бы… Третий день толком ни поесть, ни попить.

Росы и той меньше малого по утрам…

А морскую воду пить… Это хуже рома.

Фон Горн поплёлся по берегу, высматривая хоть какую-то живность.

Парадокс, но на необитаемом острове испытываешь гораздо меньше беспокойства, чем в обществе себе подобных.

Тут нет хищников, нет врагов, тут вообще никого нет.

И грозят тебе лишь три опасности — умереть от голода, от жажды или сойти с ума от одиночества.

Человек начинает разговаривать сам с собой и, бывает, до того уверует, будто он не один, что больная душа принимает воображаемое за истинное.

Капитан Эш глумливо усмехался, провожая не одного лишь его. Альберто де Корон. Албертус ван Хоорн, Элберт Хорн, Бледный Вендиго… Нет!

Дыхание у фон Горна сбилось, кулаки сжались.