— Так давно уже нет в Лангедоке настоящих, уважаемых святых. Это ж такие земли… еретики тут одни…

— Так что будем делать?

— Подумать надо.

Принесли еду. На большом блюде — оленина, нарезанная толстыми ломтями. Миска с солёными грибами, несколько лепёшек, котелок с кашей. Кувшин и вместительная кружка — для Тибо, бутылка и оловянный кубок — для меня. Тибо, умудрившись не потерять сосредоточенного, «думающего» вида, тут же ожесточённо заработал ложкой. Компания за столом слева прекратила горланить песню про бравого солдата.

Кто-то из сидящих за тем столом повёл рассказ о неком горожанине из Безье, который вдруг обнаружил, что его жена — еретичка.

Я прислушался.

Рассказ был длинным и донельзя запутанным. Горожанин постоянно следил за своей женой. Всячески её проверял. Очень внимательно следил за приметами, которые сопровождали его общение с супругой. К примеру, задаёт он ей какой-то вопрос, жена начинает отвечать, а в это же время вдруг под окном завоет собака. «Ага! — думает горожанин. — Неспроста это!..»

Большой эрудиции был человек. Примет знал уйму. Однако так ни разу и не спросил свою жену прямо, еретичка она или нет. Но, видимо, тому были особые причины.

Рассказчика периодически перебивали непристойными шутками (например, куда на самом деле могла бегать эта жена), но слушали с любопытством.

— …И вот тогда, значит, приходит он к своему духовнику и говорит: так, мол, и так, жена у меня еретичка…

— …и шлюха, — добавил его сосед. Компания снова заржала.

— …А духовник, значит, отводит его в сторонку и говорит: а я сам еретик. Ну, мужик думает: как же так? И крестится. А духовник ему перевёрнутый крест кладёт. И тут чувствует, — рассказчик сделал эффектную паузу, — что в храме-то серой пахнет. И священник ухмыляется, как чёрт. Ну, тогда горожанин этот бежит к епископу…

Интересно: перевёрнутый крест — это как? «По-моему, как крест ни переворачивай, всё равно крест получится», — подумал я и задумчиво сжевал ещё один кусок оленины.

Два здоровенных работника вытащили из кухни бадью с водой и поволокли её наверх. От воды поднимался пар.

Подошёл Герард, встал рядом.

— Ваша милость, — сказал он. — Купель готова. Идите, покуда не остыло.

Ах вот в чём дело… Я допил вино и поднялся наверх.

Бадья занимала всю среднюю часть комнаты. Рядом стояло четыре ведра — два с холодной водой, два с горячей.

Я разделся и полез в бадью. Приятно, однако. Тёпленько.

Заскрипела дверь.