— А разве твой Гийом, когда вызывал на бой моего господина, не сказал ему: «Мы будем биться до смерти»?! Разве он позволил ему поднять свой меч?!

Так я узнал, что, оказывается, являюсь чьим-то господином.

— Но Гийом-то предложил ему сдаться! — не успокаивался поджарый.

Пора бы и мне вставить словечко.

— Уймись, — посоветовал я человеку со шрамом.

Он заткнулся. Причём сразу же. Глянул на меня со злобой, но тут же вперил взгляд в землю и отправился к мертвецу.

— Что с телом-то делать будем? — спросил я толстяка, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественнее. Почему-то казалось мне, что за это убийство меня схватят и посадят в тюрьму. С другой стороны, я защищался…

Но толстяк смотрел на происходящее под другим углом.

— Тело? А на что оно нам? Эй! — Он повысил голос. — А который тут гийомовский конь?

Когда поджарый, услыхав это заявление, повернулся и вперил в толстяка ненавидящий взгляд, толстяк всё так же буднично добавил:

— И доспехи с него снимайте и тащите сюда.

Я почувствовал, что во мне что-то противится этой идее.

— Не надо, — вмешался я. — Не надо нам его доспехов.

Поджарый мрачно уставился на меня, а толстяк удивился.

Но возражать не стал.

— Так уж и быть, — важно объявил он, обращаясь к поджарому. — Доспехи можете оставить себе. Но коня мы забираем! Так который конь-то, вороной, что ли?

— Угу.

Толстяк вопросительно поглядел на меня, но поскольку я не сдвинулся с места и ничего не сказал, сам подошёл к вороному, ухватил за узду. Тот злобно фыркнул и попытался укусить.

— Зовут как? — спросил толстяк.

— Зверюга.