Абрам взял стул и сел подле Императора. Стал обсказывать тихим голосом.

«Насчёт укреплений Кронштадтских, батюшка не изволь беспокоиться, всё исделаю, как положено. Город твой, столица наша, на замке теперь. Весь залив теперь под твоим контролем. Дабы и посмел какой флот войти в воды наши, так тут же ему и могила будет. Весь залив простреливает артиллерия наша, а штурмовать наши укрепления бесполезно, ни ядра ни порох их не возьмут. Мы уж постарались всё сделать по самым высоким требованиям…

«Неужто не возьмут? А как английский флот, да десант ихний попытку такую осуществит, да с моря нас заблокирует, как защищать будешь?

«А нам осада не страшна, батюшка, провианту и порохового запасу можно на год запастись, а гарнизон в две тысячи человек сможет удерживать форт поболе года.

– Во как ловко придумал! Ну а как связь держать будешь со столицею, ежели такая оказия случиться?

– И это мы предусмотрели, государь. Два форта у нас простреливают всю акваторию так, чтобы ни одно орудие не смогло стрелять по нашим судам, идущим по фарватеру. По форту может быть и смогут, а по фарватеру нет.

– Так кто же такую замечательную фортификацию придумал? Неужто ты сам?

– Да нет батюшка, Ваше Величество, это мы с адмиралом Апраксиным и с Александром Даниловичем вместе изобрели.

– Ай молодца, молодец, что такое изобрёл, и, что не стал заслугу себе одному присваивать. По мужски поступил, по государственному. Завтра принесёшь мне чертежи, вместях покумекаем, есть у меня мыслишка одна… Ну а как успехи у внучка моего, Петра Алексеевича? Как он в математике соображает, проявляет ли усердие, способности?

– Ваше Величество, сей отрок, внук ваш, Пётр Алексеевич, к точным наукам не проявляет большого рвения и интересу. Его боле интересует гистория военная, да французская словесность, философия. Но отрок он не ленивый и задания выполняет исправно, пожаловаться не могу.

– Вот, чем ты мне нравишься, Абраша, так это честностью своей и душою открытой и прямой. Нету в тебе лебезения энтого придворного. Я тобою премного доволен. А сей час иди, иди милый. Что-то я себя опять не хорошо чувствую. Опять боли начинаются. Иди, но завтрова об это самое время, что б был!

Ночь прошла спокойно. К вечеру Амброзини и Блументрост сделали катеризацию и выкачали два литра мочи с гноем и кровью. Запах стоял ужасающий. Но государь почувствовал себя гораздо лучше и спокойно заснул. На ужин дали ему куриного бульону, жар спал, и силы стали возвращаться к Императору.

Наутро затребовал к себе дочь Анну и имел с нею долгую беседу. Анна была его первеницей с Катькой. Красавица, умна, образована и с мужским волевым характером. Если бы он не поспешил обручить её с герцогом Голштинским, быть ей Императрицею! Лизонька, втора дочь Петра, была напротив, нраву легкомысленного, весёлого, одни наряды да кавалеры на уме, нельзя ей державу доверять. Будет державою управлять какой-нибудь фаворит, да всё на балы и развлечения и спустят. Нет, нельзя. Получается западня, некому Россию оставить, коли помру.