Унтер-фельдфебель, погрузившись в невеселые мысли, зашагал обратно в Старый город. Он и сам не понял, как нашел обратную дорогу. Вокруг грудами битого кирпича лежали дома. Улиц было не узнать. Да и от них мало что осталось. Ульриху казалось, что он идет по кладбищу. Сражавшиеся повстанцы каждый день несли потери, и вдоль фасадов протянулись бесконечные холмики могил. Непогребенных тоже хватало – последствия расстрелов сдавшихся или попавших в плен. В воздухе плыл мерзостный трупный запах. Но в Старом городе месяц назад Эккехард пригнал команду своих «верных, храбрых, послушных», считая, что в такой обстановке его саперным подразделениям невозможно работать – то есть закладывать мины и методично уничтожать дом за домом. Шумавцы сваливали трупы казненных пленных и погибших во время обстрелов в окопы, забрасывали сверху щебнем от разбитых домов.

«И я тоже послушный… Как глупый пес…» – подумал Ульрих, неожиданно поняв, что, как собака на свист хозяина, он идет на звуки взрывов. Саперные подразделения продолжали выполнять приказ.

Очередной врыв прогрохотал совсем рядом. Дрогнула под ногами земля, с горы щебня покатились обломки кирпича. Ульрих опасливо обогнул ее и остановился как вкопанный. Перед ним оказался дом, в котором он жил до начала восстания. Абсолютно целый. Стекла, конечно, выбиты. Но ни следов разрушений, ни пожара на нем не обнаружилось. Хотя от соседних остались лишь внешние стены. Взволнованный, Ульрих толкнул подъездную дверь, дошел до своей квартиры на первом этаже, отпер дверь нашедшимся в кармане ключом.

Зашел в полутемное помещение и застыл, когда щелкнул предохранитель автомата.

– Спокойно, господин Ульрих, – произнес голос.

Унтер-фельдфебель почти не узнал его – таким слабым он оказался. Вспыхнул керосиновый фонарь, осветив комнату. На его постели лежала Мартуша. Бледная, с перебинтованным плечом. Сквозь бинты сочилась кровь. Вокруг нее сидело трое вооруженных поляков. Измученных и мрачных. В них он узнал людей с ресторанной кухни.

– Что вы здесь делаете?

– Я должна извиниться перед вами, Ульрих…

– Извиниться?

– И я прошу вас… Нет, я умоляю вас – не выдавайте меня и моих людей…

– Но…

– Погодите. Выслушайте меня сперва. Я должна рассказать вам об Эккехарде…

– Значит, вы все-таки его знали? – с негодованием воскликнул Ульрих, в его мозгу возникли старые подозрения.

– Да погодите же вы! – Мартуша приподнялась на подушках, но тут же со стоном опустилась обратно.

Ульрих смолк, встревожившись, подошел ближе. Поляки отвели от него трофейные немецкие автоматы.