Филипп мог рассказать и о том, что из Рима, не официально и крайне пока осторожно, со множеством оговорок, поступали королю Шарлю намёки на то, что выкупить Божью Деву, принесшую ему славные победы и корону, необходимо во имя истинной веры и какой-никакой благодарности Господу за Его милости. А Бэдфорду, в то же время, намекали на недопустимость расправы с подобной пленницей, поскольку один раз уважаемое церковное сообщество уже признало, что она не еретичка! Но Филиппу казалось, что Клод тем вернее раскроется перед ним, чем меньше она будет знать о Жанне. И резкостью тона он пытался дать ей понять – хочешь что-то узнать, будь откровенной.
– Вопрос о Жанне решаю не я. Точнее, не я один, – сказал Филипп, досадуя на себя из-за того, что слова прозвучали не так веско, как хотелось. – Но твою судьбу можно решить прямо сейчас. Если ты поможешь, конечно, и не будешь отмалчиваться, когда я захочу что-то узнать.
– Мою судьбу решить очень просто, – ответила девушка безо всякой робости. – Отправьте меня к Жанне, так будет лучше всего.
– Я сам решу, что лучше.
Филипп посмотрел сердито – руки девушки начали теребить платье. Он хотел было подавить раздражение и снова вызвать в себе спасительную мысль о том, что девчонка всё-таки ничего особенного из себя не представляет, но передумал. Филипп слишком долго готовился к тому, чтобы сейчас заглянуть… Куда? В недра самого себя? Или ещё глубже – туда, откуда пришла в его тело бессмертная душа, стыдливо сморщившаяся сейчас под тяжестью герцогской мантии? Но, как бы ни было, он не смалодушничает и не отступит!
– Сядь, – приказал Филипп.
И сам тоже сел, борясь с желанием взять кубок с любимым бургундским и держаться за него, как за некую опору, потому что руки внезапно показались какими-то лишними.
Девушка осмотрелась. Единственным местом, куда она могла сесть, был стул с низким сидением, и высокой резной спинкой – слишком роскошный, а потому неудобный. Ей тоже, в первое мгновение, захотелось отказаться и попросить дозволения разговаривать стоя. Но что-то в голосе и тоне герцога подсказало, что больше всего сейчас он боится быть ниже её, поэтому Клод послушно села.
– Ты ведь была не единственной девушкой в той деревне, где росла Жанна? – начал Филипп. – Почему же пошла за ней только ты?
– Так было нужно, сударь.
– Нужно кому?
– Не знаю. Но по-другому поступить было нельзя.
– Может, ты тоже слышала какие-нибудь голоса?
Клод еле заметно улыбнулась.
– Что вы, сударь… Единственный голос, который я слышала, был голос Жанны. Мне хватило и его.
Руки Филиппа не знали, что им делать и сцепились между собой пальцами.