И все-таки, за исключением этой погони, он вел себя не так уж грубо как обычно. Что, если даже Жанна испугалась не столько его самого, его слов или даже действий, а того же, чего испугалась несколько дней назад, увидев нас? Тогда, десятого августа, она была слишком взволнована, и весь ее страх был обращен на Дизака, случайно встреченного первым. И этот страх не мог пересилить облегчения от нашей встречи. Она еще не успела осознать, что мы стали такими же. А когда она поняла это… ее охватил безотчетный ужас, и она не знала, какими словами его выразить. И если она боялась его, значит, она не могла быть его союзницей, еще одно тому подтверждение.

Между тем, Дизак не стал лучше и человечней. Эту перемену скорей можно было охарактеризовать иначе. Отвлеченней, целеустремленней и изощреннее. И если только убрать эту его отвлеченность, вернее, оказаться на пути его целеустремленности — он не задумываясь сотрет в порошок любого, как и прежде — только тоньше, и в более мелкий порошок. Я мысленно поздравил себя с таким счастьем.

И с тем, что Жанна не могла бояться за него. Она все-таки боялась за меня! Знала, чья кровь прольется на следующий раз, и если не говорила об этом прямо, то только для того, чтобы не толкнуть меня на поспешные действия. Она знала меня лучше, чем я ее. Даже сейчас? Но и я не мог не бояться за нее. Так опасался, что чувства могут меня ослепить, что они меня действительно ослепили. То, что с нами происходило, должно быть, со стороны выглядело таким нереальным ужасом, что это могло заслонить все реальные события, или показать их именно через эту призму. Было ли в этом что-то странное? Нет. Может быть, в этом даже было больше правды, чем казалось на первый взгляд.

— Скорее всего, он уже был другим человеком, — высказал я вслух. — Может быть, даже с более раннего времени. Скажем, с того, когда он выздоравливал после дуэли. В его возможных переменах в тот период никто не усмотрел бы ничего странного.

— Но с нами-то это случилось позже, — возразил Готье.

— Но зато тогда, когда мы все были под одной крышей. В отличие от него, мы слишком многого не знаем и не понимаем, поодиночке мы могли просто с этим не справиться.

— Верно, — согласилась Изабелла.

— Но теоретически, это могло случиться и позже, — предположил Рауль. — Что, если ставка тех, кто, скажем, «создал» нас такими, какие мы есть, была именно на ту встречу, которая должна была кончиться поединком между вами, и ты бы тогда убил его без всякого труда и даже без задней мысли — ты еще не знал о своем преимуществе.