— Это каким же образом? — спросил я.

Фонтаж посмотрел на меня с веселым любопытством.

— Что там говорят про сапожников?

— Что они страшно много пьют и ругаются.

— А… ну так… да… — засмеялся Фонтаж, любовно потрепав левой рукой белоснежную гриву своего невысокого, но чертовски красивого и щеголеватого, в духе самого Фонтажа, арабского скакуна. — Он изменился с тех пор, как ты провертел в нем две хороших дырки, ну, или с тех пор как после этого очнулся и бросился в Париж, пока ты оставался в своей глуши, поближе к своей даме сердца.

Пуаре кивнул, благодушно клюнул носом и со вздохом опять встрепенулся.

— И что же он тут натворил? — поинтересовался я. — И как давно появился?

— Да уж недели две-три назад. И представляешь, умудрялся никого не задирать. Совсем.

— Неужели такое бывает?

— А вот! — сказал Фонтаж с кривой усмешкой. — Но когда попался один дурак, решивший, что у него кончился порох, — Фонтаж снова потрепал гриву нетерпеливо гарцующего коня, на этот раз задумчиво, — он его убил. Не на дуэли, даже стычкой не назвать. Говорят, это простая случайность. — Танкред тоже пытался то и дело выделывать коленца, но собаки что-то никак не могли взять след на росе, и на какое-то время мы просто остановились.

— А ты думаешь иначе?

— На самом деле, все думают иначе. Ведь больше его не задевали. Видишь ли, говорят, он едва выхватил клинок из ножен, почти не глядя, и вдруг его обидчик оказался пронзенным насквозь, как если бы сам вздумал на него прыгнуть. Дизак сказал только «ой», или что-то вроде того, вытер клинок и снова спрятал его в ножны. Произошло это на глазах у многих, потом только и разговоров было, и все в один голос уверяли, что это просто случайность. — Фонтаж пожал плечами и вытащил из особой кобуры, рядом с пистолетом, серебряную фляжку. — Превосходный арманьяк, — рекомендовал он с гордостью. — Не желаете?

Мы желали. Пуаре тут же пробудился наконец окончательно и по достоинству оценил крепкий напиток.

— Замечательно! — похвалил он. — Просто замечательно. Здорово прочищает мозги. Так о чем мы тут говорили?

— О Дизаке, — напомнил я.

— Аа… — Теодор и правда наконец проснулся. — Ну, теперь он и правда стал потише.

— Уж не религия ли ему в голову ударила? — поинтересовался я небрежно, возвращая фляжку Фонтажу. Арманьяк прокладывал огненный ручеек не только в горле, но и в голове. А лесной воздух стал вдруг мягче и ароматнее.

— Не исключено, — легко ответил Пуаре. — Но скорее Фландрия.

— В каком смысле?

— Да он тут всем рассказывает, что приберегает силы для нее и численность нашей армии тоже, — Пуаре критически хмыкнул.