— Ну, нет, этого не будет! Не позволим! — решили бутырцы и костромичи.

Захватив ружья и боевые припасы, они двинулись к суконной фабрике. По пути к ним пристало несколько сот безработных суконщиков. Киргизы заперлись на фабрике и принялись палить по бутырцам. Бутырцы отхлынули, оставив на месте несколько убитых.

— Айда за пушками, ребята! На Оружейный Двор! В Арсенал!

До Арсенала бунтующие не добрались, но подбили стоявший в Хамовниках артиллерийский дивизион и притащили пушки. При первых же выстрелах киргизы вылетели со двора фабрики в конном строю, с пиками наперевес, но наткнулись на загораживавшие им дорогу завалы, откуда бутырцы и суконщики осыпали их пулями. Оказавшись меж двух огней, перетрусившие степняки стали подымать руки и кричать, что сдаются. Но озлобление против них было так велико, что предложение сдаться было встречено смехом. Снова затрещали ружья, забухали пушки. Доведенные до отчаяния киргизы еще два раза пытались пробиться. Нескольким богатырям удалось каким-то чудом выскочить и бежать. Остальные были зверски перебиты.

Восстание, как пожар, перекидывалось с одной части города в другую. К вечеру им была охвачена почти вся Москва. Только Кремль продолжал держаться, притаившись, и туда стягивались все, имевшие какое-либо отношение к новому правительству.

Военный губернатор Анисим Рябошапка бесследно пропал. Скрылось и множество пугачевских офицеров. Из четырех казачьих полков только один, Чугуевский, успел втянуться в Кремль, но без пушек. Стоявший около Чудова монастыря Валуйский полк всполошился и решил выйти из города. Захватив свою артиллерию, этот полк направился по дороге на Раздольное, чтобы присоединиться к тем войсковым частям, которые уже собрались вокруг отсутствующего «анпиратора». Старобельцы, потерявшие связь с товарищами, не долго думая, бежали из негостеприимной Москвы, а оренбуржцы остались в столице и, мало-помалу втягивались в начавшийся грабеж казенных зданий и складов. С началом ночи бунтующие завладели огромными интендантскими складами и недавно собранными запасами спирта.

Еще в самом начале беспорядков князь Мышкин-Мышецкий настаивал на необходимости немедленно известить о случившемся «анпиратора» и вызвать его в Москву в надежде, что его личное присутствие повлияет на расходившихся москвичей. Но на этот разумный совет не обратили внимания, вероятнее всего, вследствие общей растерянности. Только к полуночи, когда бунтом был охвачен уже весь город, Мышецкому удалось отправить с извещением о случившемся нескольких гонцов, одного вслед за другим. Первые двое так и не выбрались из города, почему — осталось неизвестным. Но остальные сделали свое дело, и «анпиратор», загулявший в Раздольном, получил поднявшую его на ноги весть.